Сергей Львович Туманин – успешный нижегородский архитектор. В трудные девяностые ему удалось создать персональную мастерскую, которая функционирует и по сей день. В копилке его «детища» - много наград и дипломов. Так, за проект одного нижегородского торгово-развлекательного центра «Творческая мастерская архитектора Туманина» получила бронзовый диплом «Зодчество-2004».
Что такое комфортная городская среда? Как живется нижегородским архитекторам сегодня? Какие преимущества есть у «хрущевок» перед современными высотками? Об этом и многом другом мы поговорили с Сергеем Туманиным.
- Здравствуйте, Сергей Львович. Расскажите, пожалуйста, как Вы пришли в профессию архитектора? Это был Ваш осознанный выбор?
- В профессию я пришел совершенно случайно. Мы в пионерской дружине собирали макулатуру. И как раз одним из пунктов сбора макулатуры был Архитектурный факультет. Тогда мне и запало в душу, что студенты на Архфаке очень хорошо рисуют карандашом, а чуть позже появилась потребность рисовать. И вот дело близилось к окончанию школы, и надо было выбирать будущую профессию. Я так прикинул, где же меня научат рисовать и вспомнил, что буквально под боком – Архитектурный факультет. При этом не знал, кто такие архитекторы, чем они вообще занимаются. С первого раза меня не взяли, там ведь сначала на курсы нужно ходить, но я об этом, конечно, не догадывался. Хотя тройку мне все же поставили. А на следующий год после курсов я все-таки поступил.
- Не пожалели потом, что пошли по этому пути?
- Позже я открыл глаза на профессию архитектора. Это произошло где-то к концу обучения, когда мы начали заниматься реальной работой. Тогда ведь распределяли студентов, и можно было попасть в другой город по государственной разнарядке, а не по собственному желанию.
- А сами Вы коренной нижегородец?
- Трудно сказать. Строго говоря, у меня две родины: город фонтанов Петергоф и Нижний Новгород. В первом я родился, во втором вырос и живу сейчас.
- Помните свой первый проект?
- Помню, конечно. Это был продовольственный магазинчик в городе Пено Тверской области. Вообще область очень большая, состоит, если мне не изменяет память, из 38 районов. И вот мы делали в Пено встроенные-пристроенные кирпичные объекты с какой-то архитектурой.
- Сейчас Вы уже опытный архитектор, профессионал своего дела. Как сегодня оцениваете спроектированный вами магазин?
- Думаю, что на тот момент все сделано правильно. Неплохой объект получился. Знаете, в целом ведь архитектура не состоит из шедевров. Когда мы ходим по городу, не стремимся прийти к определенному зданию, чтобы стоять и смотреть на него, правильно? Возьмем, к примеру, здание Госбанка на Большой Покровской. Это шедевр, и им наслаждаются люди, но, тем не менее, проходят мимо. Это городская ткань, и уж если мы говорим об историческом центре, то это историческая городская ткань. Она абсолютно разного рода и уровня – именно этим и ценны города.
- Сергей Львович, а что Вы думаете насчет массовой застройки, которая ведется в настоящее время в Нижнем Новгороде повсеместно?
- Я считаю, что та массовая застройка, которая делается сейчас, это еще хуже, чем было в хрущевские времена. Там хоть идеология понятна – дать каждой семье по квартире. А теперь это чистый бизнес в таком неприкрытом, совершенно асоциальном ключе. Сегодня создается бесчеловечная, не расположенная к человеку среда. Что парадоксально, хрущевские кварталы, которые состоят из пятиэтажек, вдруг неожиданно становятся элитным жильем с точки зрения баланса территории. Там есть места для прогулки, есть инфраструктура, пешеходная доступность и магазины. А ведь в начале 90-х годов мы все ругали эти кварталы. Что же происходит сейчас? В микрорайонах, которые строят в Нижнем теперь, практически исключена какая-то широкая инфраструктура. Там нет детских дошкольных учреждений, обычно и школы-то отсутствуют. В этом плане хрущевские пяти- и девятиэтажки гораздо лучше.
- Нижний Новгород буквально кишит всевозможными торговыми центрами. Как Вы думаете, не пора ли остановиться?
- Конечно, этот вопрос в первую очередь к властям. Раньше у нас были стандарты СНиПа, где нормировалось все из расчета количества жителей. Взять хотя бы микрорайон Кузнечиха. Там все учреждения, типа детсадов, школ, предприятий обслуживания, строились, исходя из реального заселения людьми домов. Сейчас эти нормы отменены, и мы фактически можем ставить дома чуть ли не вплотную друг к другу. Застройщик сегодня пытается нас, мягко говоря, обхитрить, выкраивая коммерческих метров больше, чем заявлено изначально.
- Есть такое понятие, как комфортная городская среда. Что это?
- Комфортная городская среда состоит из нескольких ключевых моментов. Во-первых, это возможность получить интеллектуальное удовольствие, гуляя по центру или каким-то видовым городским улицам или набережным. Во-вторых, это место проживания, где ты можешь спокойно выйти во двор, не будучи при этом сбитым машиной, мчащейся по двору, или загрызенным собаками, которые бегают стаями. Комфортность подразумевает шаговую доступность инфраструктурных магазинов, куда можно прийти, не садясь в транспорт. Вообще термин «устойчивая городская среда» подразумевает, что мы передвигаемся по ней без автомобиля. Максимум на велосипеде. В такой среде нет места большому количеству транспорта и парковок. В Америке платиновый диплом дают зданиям, у которых нет парковочных мест вообще. Предположим, если это офисное здание, то сотрудники добираются до работы на метро или монорельсах, но не на личном автотранспорте. Говоря о комфортной городской среде, нельзя не упомянуть и о безопасности, в первую очередь для детей, а также о доступности для инвалидов. То есть это такая среда, по которой можно гулять, в том числе, на коляске.
- Ваша мастерская в 2004 году получила бронзовый диплом за проект ТЦ «Шоколад». Вы сами участвовали в международном фестивале «Зодчество 2009» и стали обладателем серебряного диплома за проект двухэтажного жилого дома из клееного бруса. С каким материалом Вам нравится работать больше всего: деревом, кирпичом?
- В настоящее время приходится работать с железобетоном. И это естественно, потому что делаем мы довольно большие объекты. В целом, конечно, я люблю кирпич и дерево. Для меня это самые хорошие материалы. Ведь важно, чтобы та среда, которую ты создаешь, стала исторической. Я считаю, что это и есть главная задача архитектора – превращать городскую ткань в городскую ткань, а не в спальные районы, брошенные на произвол судьбы. Должны быть и дерево, и кирпич, и стекло, и что-то металлическое. Убежден, превалирующим материалом в загородном строительстве в России должно быть дерево. Наши предки не были идиотами, они брали местный материал для строительства. Кстати, это один из принципов устойчивого подхода в строительстве. Согласно нему, материал должен быть в радиусе не более, чем 400 км от стройплощадки. На самом деле, вся страна так жила. Лес рубился и привозился на точку его применения.
- Как же складывается ситуация со строительством частных домов в Нижегородской области? Можно ли говорить о популярности загородных домов?
- Бум частного строительства идет по всей России. Коттеджи возникают каждый день, словно грибы. Сейчас много журналов, перепечатывающих проекты домов – это якобы хорошие проекты. На самом деле, как говорят англичане, мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи. Те проекты, которые публикуют журналы, стоят 500 долларов или и того меньше. Все это как раз часть потока проектов студентов, которые не имеют опыта работы ни с материалами, ни с планировками, ни с реальным строительством вообще. Получается, что люди приходят к архитекторам или проектировщикам с журнальными картинками и пытаются привести все это в рабочую документацию. А в журнальных проектах настолько все усложнено и запутанно. Нет там хороших решений!
Был случай, когда один человек заказал дом, но потом решил, что выберет его из каталогов. Он собрал тысячи этих журналов, каталогов и DVD-дисков с проектами. В результате и я был привлечен к просмотру этих публикаций со словами «Давай поищем. Может, ты лучше меня найдешь». Я ему тогда сразу сказал, что я не найду и он не найдет, потому что в этих журналах нет проекта конкретно для него. В итоге я оказался прав. Но дом, спроектированный мной, заказчик строить не стал, потому что нашел его сложным в изготовлении.
- В «Творческой мастерской архитектора Туманина» работают молодые специалисты?
- Да, сейчас больше молодых ребят.
- И каков же уровень подготовки начинающих архитекторов сегодня?
- Уровень образования в целом упал, и, честно говоря, не знаю, по какой причине. Я ведь одно время преподавал и даже выпустил курс. Ребята были неплохи, но в профессии остались чуть ли не единицы. Если раньше оставалось порядка 30% выпускников, то сегодня еще меньше. Да и потом, талантливые ребята стараются сразу после окончания сбежать в Москву и Питер. А уж там они растворяются в массе, и их не видно.
- Немецкий поэт Иоганн Вольфганг Гете назвал архитектуру застывшей музыкой. Так вот от некоторой «архитектуры» стынет кровь в жилах, а иногда и слезы наворачиваются. У Вас какие-то дома в Нижнем Новгороде вызывают подобные чувства? Слезы не наворачиваются при виде того или иного здания?
- Слезы – нет, скорее удивление. Причем такая реакция возникает все чаще. Но скажу, что Нижний Новгород в отличие от других крупных городов Поволжья отличается в лучшую сторону. Мы еще держимся. А вот в Самаре произошел коллапс. Там архитекторов вообще из процесса выключили, да настолько, что они не имеют голоса – дома становятся анонимными. Застройщики попросту не считают нужным сообщать гражданам, кто проектировал то или иное здание.
- Московский архитектор Вера Бутко во время своего пребывания в Нижнем Новгороде сказала, что наш город обладает колоссальным историко-архитектурным потенциалом. Да и многие иностранцы (итальянцы, немцы), приезжая сюда, восхищаются старыми улочками и домами Нижнего. На Ваш взгляд, какова ситуация с сохранением исторической среды города?
- У нас нет инструментов сохранения памятников и исторической среды. Абсолютно. Управление государственной охраны объектов культурного наследия Нижегородской области на самом деле ничего не охраняет. Я вообще не слышал ни в одном городе, чтобы Управление разработало концепцию сохранения исторической среды. Все только говорят: тут сломали, там сломали. Ну, так сделайте что-нибудь, предложите выход из ситуации. В странах с развитой демократией собственникам исторически ценных зданий делают налоговые льготы. В любой европейской стране реконструкция и приспособление таких зданий являются главной темой проектирования. Вот мы думаем, что в Лондоне строят небоскребы, но на самом деле там занимаются в основном реконструкцией среды. В Дублине, например, и небоскребов-то нет – одна сплошная реконструкция.
- Понятно, что в Европе все гораздо продуманнее и качественнее. С точки зрения архитектуры, какая страна или город вызывают у Вас наиболее положительные эмоции?
- Таких городов много. Например, Барселона и Париж. Они имеют примерно одинаковую историю в том плане, что во времена ремесленничества там успели сделать новый генплан этих городов. Так, в 19 веке Барселона была разбита на четкие кварталы по 105 метров со срезанными углами для удобства езды на каретах. Сейчас это выглядит фантастически – город с площадями. Эти кварталы живучие с точки зрения наполнения транспортом, там легко организовать движение. Также отмечу хорошие пешеходные связи, как в Барселоне, так и в Париже. Однако весомым плюсом в Барселоне является наличие моря, что привело к созданию дополнительной пешеходной зоны вдоль побережья с зоной развлечений.
- В одном из интервью Вы сказали, что Вам больно смотреть на профессию архитектора. Отчего же эта боль возникает?
- Мне больно оттого, что в обществе нет понимания, кто же такой архитектор. К сожалению, и во власти это понимание отсутствует. Раньше в течение десяти лет на застройку Нижнего Новгорода влиял главный архитектор. У него этот город был не на бумаге в генплане, а в голове. Просто в силу профессии архитекторы могут виртуально создавать 3D-модели в своей голове. Причем модели любого объема: города или нескольких городов. Но как сегодня строится взаимоотношения архитекторов, власти и народа? В те времена власть пыталась нащупать какие-то механизмы влияния на существующую недвижимость. Она не была озабочена строительством, не видела выгоды что ли, ручеек инвестиций. И надо сказать, что Нижний Новгород прошел этот промежуток времени с весьма хорошим результатом. Собственно, поэтому у нас есть бренд «Нижегородская архитектура». Но то романтическое время кончилось. Власть оглянулась, увидела, что всю элитную недвижимость разобрали, и надо что-то предпринимать. И вот затем наступила новая эра, когда главного архитектора отстранили от управления градостроительной политикой и сделали придатком в Градсовете, который сейчас возглавляет губернатор области.
- Получается, что глава региона и его замы имеют больше власти в градостроительной политике, чем главный архитектор Нижнего Новгорода…
- Да, совершенно верно. Сегодня у этой должности нет голоса. Отношение к архитекторам изменилось в силу отсутствия у них рычага во власти. Но так уж устроено наше общество. Если у тебя нет рычагов, то сразу переходишь в другую категорию. Вообще, все это видно в любой сфере обслуживания. Однако социальная составляющая у всех архитекторов в крови, потому что профессия эта не разрушительная, а только созидательная. Комфорт среды мы понимаем гораздо глубже, чем, быть может, определенные личности во власти.
- Раз все так печально, не было желания уехать за границу, скажем, в Европу?
- Лет в 35 - да, и тогда это желание было осуществимо. Те, кто уехал, добились за рубежом выдающихся результатов. Например, московский архитектор Сергей Чобан в 90-е годы уехал в Германию и позже стал самым известным архитектором в России, и для власти в том числе. Но сейчас я никуда уезжать не хочу.
- Сергей Львович, почему именно за рубежом, а не в родной стране, наши сограждане добиваются успеха и делают себе имя?
- В Европе отлажена система, есть конкурсы, на которых появляются имена, и с течением времени количество перерастает в качество. Грубо говоря, количество конкурсов становится качеством этих фамилий, и люди входят в ту обойму, которая является самой высокооплачиваемой. В России все совсем не так, нет доступа в эту обойму через конкурсы. Конечно, у нас есть архитекторы, которые действительно выиграли российские конкурсы, продолжают участвовать в них и могут побеждать, но сегодня для молодежи путь к успеху и признанию стал более трудным, чем был в 90-е годы.
