ИА «В городе N» продолжает цикл статей, посвященных главной Трагедии и главной Победе в истории России. Эта глава посвящена подвигу каждого простого горьковчанина, который смог выжить под ударами фашистских бомб, прокормить себя и семью, уберечь чужих детей от смерти, работая не покладая рук, безоглядно отдать последнюю одежду, деньги и собственную кровь фронтовикам, а также памяти родственников, друзей, сослуживцев и любимых, кому не довелось пережить тяготы и беды в суровые дни испытаний 1941–1945 годов.
Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
«Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города», — обратился в радиоэфире 22 июня 1941 года к советским гражданам народный комиссар иностранных дел СССР заместитель председателя Совнаркома СССР член Политбюро ЦК ВКП(б) Вячеслав Михайлович Молотов. Так началась кровопролитная Великая Отечественная война.
По Указу Президиума Верховного Совета СССР о мобилизации от 22 июня 1941 года на службу начали призывать военнообязанных 1905–1918 годов рождения по всей стране. В десять открытых тогда пунктов сбора военнообязанных в городе Горьком без повесток пришли почти 5,5 тысяч человек в первый же день.
В Горьком готовили будущих лейтенантов, офицеров и командиров Красной армии: в Горьковском училище имени М. В. Фрунзе, 3-м Горьковском танковом училище, Горьковском учебном автобронетанковом центре, а с 1944 года и в Высшей офицерской школе технических войск Красной армии.
С июля 1941 года по всей области начало формироваться народное ополчение из пенсионеров, студентов, женщин — всех, кто в состоянии был обращаться с оружием. Призывали только мужчин, но записывались добровольцами и женщины. После обучения их направляли в санитарки. Основная же часть ополченцев — более 45 тысяч человек — за первые три недели июля пополнила резерв Красной армии.
Позже официальная статистика сообщит о том, что Родину защищали 884 тысяч горьковчан в годы Великой Отечественной войны, из которых погибли или пропали без вести около 340 тысяч. 311 человек были удостоены звания Героя Советского союза, среди которых уроженец села Большое Козино Балахнинского района Василий Георгиевич Рязанов (отмеченный высшей наградой дважды за командование в форсировании Днепра, а также личный героизм в битве на реке Висла) и Ворожейкин Арсений Васильевич (за проявленные мужество и героизм в бою и 52 сбитых немецких самолета).
Противовоздушная оборона Горького
Немецкая авиация бомбила Горький 43 раза: в 1941-ом, в 1942-ом и 1943-ем году. К первому удару 4 ноября 1941-го, когда 14 самолетов с близкого расстояния прицельно бомбили город, горьковчане оказались не готовы. Были поражены Горьковский автозавод, Двигатель революции и завод имени Ленина. Деньги на их восстановление собирали всем миром.
В срочном порядке горьковчане возводили убежища, откапывали «щели полевого типа» на 15 человек и рвы, ставили укрепления, что позволило сберечь тысячи жизней и укрыть от налета основную часть населения. Всего было построено более 18 тысяч простых укрытий, более 500 подвальных убежищ и 10 убежищ, спасающих даже при прямом попадании снарядов.
К январю 1942 года были построены 1134 км оборонительных рубежей с почти пятью тысячами землянок и 2,3 тысячами огневых позиций. Работы были закончены всего за 3 месяца при участии около 350 тысяч человек, которым в буквальном смысле пришлось «перелопатить» почти 12 миллионов кубометров земли.
Фугасные и зажигательные бомбы (в общей сложности почти 6,4 тысячи) попадали не только в заводы, но и медицинские учреждения. Так, в ночь на 5-ое июня 1943 года бомбы задели больницу № 1 и роддом № 8, примечательно, но высшее руководство беспокоили не только человеческие жертвы, но и утрата бухгалтерской отчетности. С того дня в течение двух недель фашисты атаковали с неба 7 раз и сбросили более 1,6 тысячи фугасных и почти 34 тысячи зажигательных бомб.
Однако довольно скоро был издан приказ: в каждой организации, конторе и учреждении иметь полные воды бочки, ящики с песком, хотя бы один исправный противогаз, иметь договоренности с ближайшими бомбо- и газоубежищами. Каждый посетитель магазина, сотрудник фирмы обязан был знать правила поведения в случае налета. При объявлении тревоги завхозы должны были укрыть продукты и воду брезентом, закрыть и покинуть магазин.
Чтобы представить масштабы бедствия, достаточно сказать, что один только врач Колокольцев Михаил Вениаминович, ведущий хирург специализированного эвакогоспиталя на 1200 коек, размещавшегося в трех зданиях: на улицах Свердлова, Фигнер и в Холодном переулке теперешнего Нижнего Новгорода, провел несколько тысяч операций по повторной ампутации конечностей, а другой ведущий хирург Горького Анатолий Ильич Кожевников прооперировал более 150 человек с осколочными и пулевыми ранениями органов легких.
Война отняла у малышей детство
Согласно записям детского дома имени Ленинского Комсомола, в Горький массово эвакуировали детей со всего Советского союза и городов прилежащих к СССР государств: Москвы, Ленинграда, Смоленска, Киева, украинского Двинска и Кривого рога, литовского Каунаса, белорусского Калинина и других. А ведь были и другие детские дома — Казановический № 5 (нынешнего Московского района), Свердловский (№ 3), детдом № 4 на улице Краснофлотской, 60 (нынешней улице Ильинской) — всего более сотни в области. Детдома для малюток в свою очередь эвакуировали из Горького в область.
В отметках о детях, принятых в детский дом, были распространены такие комментарии: «отца нет, мать уборщица», «отец в РККА, мать работает на заводе», «отец умер, мать больна туберкулезом», «отца нет, мать осуждена на год», «отец и мать на фронте», «отца нет, мать в больнице», «нет ни отца, ни матери».
Зачастую в таких отчетах стоял прочерк в графе фамилия ребенка, потому что многие малыши были двух-трех лет от роду и не могли ответить на такой вопрос. О них сохранились лишь дата прибытия в детский дом, но до сих пор в архив Нижнего Новгорода обращаются дети войны в поисках своих родственников.
Сколько малышей пополнили ряды детдомовцев в то пятилетие, сказать точно никто не берется, иногда в сутки поступали по несколько детей в один детдом. В одном только августе 1942 года числятся 13 человек прибывших. По некоторым данным, всего в Горьковскую область прибыло около 76 тысяч эвакуированных детей.
О милосердии и помощи больным
Горьковская областная станция переливания крови принимала ежедневно по 300–400 доноров, а всего — около 50 тысяч. Врачи и медсестры работали в авральном и нередко казарменном режиме. Однако благодаря горьковчанам, которые даже будучи предельно изнуренными сдавали кровь, для нужд фронта поступило более 113 тысяч литров крови, из которых в госпитали Горького — около 17 тысяч.
«Чувство надежды, радости, своей причастности к большому делу и в то же время чувство тревоги и боли за тех, кому по показаниям тяжелых ранений введут отправленную нами кровь и за то, кого, может быть, не удастся спасти», — вспоминала академик РАМН, директор Горьковского института эпидемиологии и микробиологии Ирина Блохина.
Горьковчане не оставались в стороне, когда Ленинград был переведен в осадное положение и был разбомблен Сталинград. В северную столицу направили свыше сотни вагонов с продовольствием — в основном зерна, а также мяса, муки, гороха и других продуктов первой необходимости. Для жителей Сталинграда засеивали отдельные гектары, отправляли оборудование и строительные материалы для восстановления города.
В 1943 году, как и во все времена, в Горьком было немало больных гриппом. Тогда руководство, чтобы сбить волну эпидемии, приказало всем больницам принимать «температурящих больных безотказно, вне очереди, не допуская повторных посещений гриппозных больных в поликлиниках».
Однако не только простуда сбивала с ног рабочих. В том же 1943 году в городе свирепствовала малярия и ее разновидность — тропическая малярия, которая особенно сильно распространилась среди рабочих оборонных предприятий и могла привести к коме. В мае 1944 года вышел приказ тогдашнего Минздрава — лечить в заводской поликлинике «всех маляриков, работающих на ГАЗе и заводе № 466», и дополнительно обследовать всех детей в яслях и детских садах для профилактики. Даже в суровое военное время жизнь человека была превыше всего.
Горький быт
С наступлением первой военной осени в городе начались перебои в снабжении населения продовольствием. Город начал переходить на карточную систему. Сначала ввели талоны на хлеб, сахар и сладкие изделия, несколько позднее — на картофель, овощи, соль, молоко, мясо, масло, крупу.
Служащим оборонных предприятий и других стратегических объектов полагалось 800 грамм хлеба на день, детям младше 12 лет отпускалось вдвое меньше хлеба, служащим II категории — 500 грамм. «В целях ликвидации уравниловки и поощрения стахановцев» работающим на заводах в счет исправительных работ и «прогульщикам» давали по 500 грамм хлеба в день вместо 600 грамм «до особого распоряжения».
Действовали также «рейсовые хлебные карточки», по которым работник, направленный в командировку, мог получить рыбу, хлеб, мясо, сахар или крупу за 5 дней до отбытия в другой город.
Объемы выдаваемых по талонам продуктов менялись не только в зависимости от категории, к которой относился человек, но и от окружающей действительности. Например, в 1943 году наблюдались перебои в торговле солью: в течение одной недели было решено выдать по 2–3 тонны соли в пять крупнейших магазинов города, чтобы удовлетворить спрос. Кроме того, «из-за систематического отсутствия муки» магазины перестали торговать пирожками. Сахара иногда просто не было, а когда появлялся в продаже, его выдавали вдвое меньше, чем полагалось.
Даже в феврале 1945 года по некоторым видам талонов отпускалось по 50% нормы продуктов. Доходило до того, что рабочим и служащим вместо 100% крупы выдавали 50% крупы и 50% картошки. Исключение делалось только для больных туберкулезом, детей, учителей, врачей и беременных.
В марте 1945-го иждивенцам и вовсе отказали в выдаче кондитерских изделий и сахара, но при этом любой горьковчанин мог получить по 400 грамм соли в месяц.
Однако, из данных архива также известно, что зимой 1945-го в свободной продаже имелись даже лимоны и мандарины, хранившиеся «на Молитовском холодильнике». Для роста продаж, говоря современным языком, было отдано нетипичное для нашего времени распоряжение — «пустить в усиленную реализацию последний вагон и прекратить отпуск ранее поступивших мандаринов». Их продавали в оперном и драмтеатре, кинотеатрах, в здании Госбанка, в крупнейшем магазине города «Гастроном», универмаге Особторга и на рынках.
Неизменным было лишь то, что беременным и «донорам молока» всегда полагались двойные нормы по талонам, то есть 1,2 кг крупы, 12 литров молока, 800 грамм масла и 600 грамм сахара на месяц.
Вместе с тем, «внезапные ревизии» нередко обнаруживали поддельные талоны или талоны на следующий месяц, или «лишние» талоны, за что их владельца серьезно наказывали. Такие случаи имели место и в 1941-м, и в 1945-м годах. В связи с этим Заречный Пищеторг начал штамповать каждый талон, причем не только перед выдачей, но и повторно через 10 дней — для лучшего контроля.
Население жило крайне бедно, даже в крупнейших магазинах планы по товарообороту не выполнялись. Недоборы доходили до 150–225 тысяч рублей за квартал с одного магазина.
Несмотря на всю тяжесть условий быта для простых горьковчан, в июне 1944 года открылась Горьковская контора Особторга при Наркомате СССР. В нее вошли ресторан «Москва» вблизи улицы Большой Покровской и магазин № 1, также велось строительство второго универмага. В магазине № 1 был винно-гастрономический отдел, кондитерская и бакалейная секции, а в ноябре 1944 года здесь даже запустили собственное производство горячих пирожков.
Сотрудники Особторга были на особом счету: им выдавали премии в несколько тысяч рублей, предоставляли отгулы за работу в сверхурочное время. Например, главбух ресторана «Москва» получил 1,1 тысячи рублей, начальник отдела материально-технического снабжения — 1 тысячу рублей, директор промтоварной базы — 1,2 тысячи рублей «за культурное обслуживание потребителей, хорошее санитарное состояние магазина, ресторана». Помимо этого, премировали директоров за выполнение плана товарооборота от 5 до 18 тысяч рублей на предприятие. И это в то время, когда уборщица получала ежемесячно 80 рублей, сторож — 100 рублей, воспитательница 550 рублей, рабочий завода — не более 900 рублей.
В розницу продавали детскую плюшку «Жаворонок» за 9 рублей 20 копеек (вес которой был всего 50 грамм), плетенку с маком — по 13 рублей за 200-граммовую булочку, столько же стоил батон 0,2 кг. К слову, 100 грамм английского торта, который имелся в то время в продаже в магазине № 1, стоил 110 рублей.
Но обычно магазины закрывались около 18 часов вечера, так что многие работники просто не могли попасть в них из-за того, что рабочий день завершался позднее.
Трудовой подвиг горьковчан
Очень непросто складывались условия трудовой жизни в военные годы. С переходом на военный режим работать становилось все труднее.
С первых дней войны появлялись добровольцы, работавшие по 14–16 часов в сутки. Были и так называемые двухсотники, чей лозунг был «работать не только за себя, но и за товарища, ушедшего на фронт». Считается, что начало движению положил сормович Федор Букин, выполнивший план на 200% от нормы. Весть о нем разлетелась сначала по автозаводу и «Красному Сормово», а затем и по остальным заводам города и Горьковской области и страны. Число тружеников, готовых работать не покладая рук вдвое больше нормы, выросло с двухсот человек до 10 тысяч за пять лет.
Все — старики, подростки, женщины — трудились на благо фронта. К примеру, за три месяца от всего одной фабрики требовалось сшить 12 тысяч нательных рубах, 12 тысяч кальсон, 10 тысяч зимних костюмов, по одной тысяче ватных шаровар и телогреек, а также 10 тысяч «перчаток двухпальцевых». Это был заказ для Красной армии, поэтому о его исполнении руководство докладывало каждые пять дней. Это помимо того, что были и менее крупные заказы, например, за 10 дней сшить 200 комплектов белья для новорожденных.
Причем мастера ночной смены обязаны были заранее подсчитать, сколько фурнитуры потребуется для пошива заказа. Если же «случится простой из-за необеспеченности фурнитурой, деньги вычитаются с мастеров ночной смены». В такой обстановке работали практически все предприятия, не говоря уже об оборонных.
Зимой 1944 года горючее разом подорожало на 50%, это было необходимо, чтобы покрыть расходы на перевозку. Из-за того, что грузовые автомобили преимущественно отправляли на фронт, нередко хлеб горожанам развозили «на ручном транспорте» по 1,4–3,4 тонны за смену.
Кроме того, в СССР все еще действовал приказ № 84/133 от 22 июля 1940 года, согласно которому рабочих и служащих, допустивших опоздание без уважительных причин более чем на 20 минут, прогулявших без предупреждения один рабочий день и самовольно перешедшего на новое место работы, не просто увольняли, а отдавали под суд.
По данным архива Городского отдела народного образования, многие не выдерживали и увольнялись из-за проблем со здоровьем. «Ввиду слабости здоровья — я имею инвалидность второй группы и в то же время я инвалид войны — работать не могу. Прошу дать расчет. Нет продуктивности в работе. Прошу в расчете не отказать», — гласит заявление работника Октябрьского торфопредприятия Александра Федорова от 31 декабря 1942 года.
Лишь 30 лет спустя после окончания войны памяти тружеников заводов и фабрик в нижегородском Кремле был установлен мемориал «Горьковчане — фронту», надпись на котором гласит: «Из поколения в поколение будут передаваться слова как о тех, кто ковал оружие, строил танки и самолеты, кто варил сталь для снарядов, кто своими трудовыми подвигами был достоин воинской доблести бойцов».
Жизнь идет своим чередом, но память о событиях Великой Отечественной войны хранится. В воспоминаниях участников войны, их детей, на страницах архивов, в фотографиях, записях кинохроник и в уважении современников к событиям прошлого.
