Легендарный летчик Рэм Чернышев родился в городе Горьком в 1930 году. Окончив школу, он трудился на заводе «Красное Сормово», поступил на учебу в областной Аэроклуб, затем — в Сасовское летное училище. По окончании курса в училище Рэм Григорьевич работал в Горьковском аэропорту, а в 1952 году был переведен в правительственный отряд города Москвы. За годы работы в Правительстве Советского Союза на борту самолета нижегородского летчика побывали Никита Хрущев, Леонид Брежнев, Фидель Кастро и другие известные на весь мир люди. Сейчас бывший пилот живет в столице, у него большая семья — трое детей, пятеро внуков и четверо правнуков. В Нижний Новгород Рэм Григорьевич приезжает часто — для того, чтобы увидеться с сокурсниками, друзьями и бывшими коллегами и, конечно, навестить родных в доме, что на улице Энгельса, где известный летчик провел детство. Во время одного из таких визитов корреспонденту ИА «В городе N» удалось встретиться с Рэмом Чернышевым и побеседовать с ним о его интереснейшей работе, местом которой было небо.
Рэм Григорьевич, Вы были чеканщиком на заводе «Красное Сормово», когда решили стать пилотом. Что подтолкнуло Вас к тому, чтобы сменить заводской станок на штурвал самолета?
Во-первых, рядом с моим домом располагался завод «Сокол», где постоянно можно было видеть самолеты-истребители. Во-вторых, по соседству со мной жил известный летчик-испытатель Ушаков. Когда он, обладатель орденов Ленина и Красного знамени, проходил мимо, мы, дети, смотрели на него, как на Чкалова. К тому же, фильмы той эпохи — «Мужество», «Чкалов», «Истребители», — вызывали у молодых парней желание служить в армии, становиться летчиками, танкистами. Да и песни тех лет были намного романтичнее. Так, одна из строк песни «Пора в путь-дорогу» впоследствии пробудила во мне романтический порыв: пролетая над домом, я решил «качнуть серебряным крылом» своей жене. Было обидно, что супруга не оценила поступка: «Так и знала, что это ты. Только собаку напугал, до сих пор в конуре прячется».
Но стать летчиком оказалось не так-то просто…
Я оказался в составе третьего послевоенного набора в областном Аэроклубе. По окончании занятий нас, 43 человека, направили на поступление во Фрунзенское военное училище лётчиков ВВС СССР, но приняли лишь четверых ребят, все они были родом из Ташкента. Меня же вместе с остальными отправили обратно, в Горький. Я не подошел по состоянию здоровья — врачи нашли рубец в ухе. Но упрямства во всех нас было много, и мы решили поступать в Чугуевское военное авиационное училище. Но и тут я не прошел медкомиссию. Окончив курс занятий на самолете Т-2, я вернулся в Чугуев уже на следующий год. Офицеры узнали меня, и один из них предложил мне пройти курс обучения в Сасовском летном училище под Рязанью. Полагаю, в первую очередь, за упорство. По окончании курса экзамен по технике пилотирования я сдавал лично полковнику Курдюкову, начальнику службы летных училищ. Сдал полет на «отлично», полковник похвалил меня и пожелал удачи.
И по окончании учебы Вы вернулись работать в родной город?
Да. На работу в Горький я прибыл в 1951 году. Начал перевозить пассажиров и почту, летать на вертолетах, ну, а потом пошел дальше: управлял самолетами ИЛ-12, ИЛ-14. Сначала мои рейсы ограничивались Горьковской областью, затем — Советским Союзом, а потом я получил возможность увидеть мир.
А как Вы попали в Правительство СССР?
Я и сам не знаю… После поездки в Берлин, где мы обучали немецких летчиков — в то время я был вторым пилотом — сотрудники министерства направили меня в правительственный отряд. 22 июля 1952 года я вступил в должность второго пилота в Москве. Спустя некоторое время стал командиром на борту самолета ИЛ-14, продолжил работу на ИЛ-124, затем получил должность инструктора на ИЛ-62. В общей сложности в отряде Правительства СССР я проработал 26 лет.
С кем Вам довелось побывать в воздухе, так сказать, по долгу службы?
Летал я с руководителями государства, министрами, будущими президентами. Летал с Машеро (Петр Миронович Машеров — первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии с 1965 года, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС с 1966 года, герой Советского Союза, — прим.ред.); Шелестом (Петр Ефимович Шелест — советский партийный и государственный деятель, член Политбюро ЦК КПСС с 1964 по 1973гг, первый секретарь ЦК КП Украины с 1963 по 1972гг, — прим.ред.), Хрущевым, Брежневым. Перевозил я и международных деятелей — Живкова (Тодор Христов Живков — первый с 1954 по 1981гг, затем генеральный секретарь ЦК Болгарской коммунистической партии по 1989 г., герой Болгарии, герой Советского Союза, — прим.ред.); летал и с Фиделем([Фидель Алехандро Кастро Рус — кубинский революционный, государственный, политический и партийный деятель, команданте, председатель Госсовета Кубы с 1976 по 2008гг, герой Советского Союза, — прим.ред.); Гереком (Эдвард Герек — польский политический деятель. Первый секретарь ЦК ПОРП с 1970 по 1980гг, — прим.ред.); Дубчеком (Александр Дубчек — чехословацкий государственный и общественный деятель, первый секретарь ЦК Коммунистической партии Чехословакии с января 1968 г. — по апрель 1969 г., — прим.ред.), космонавтами Романенко, Титовым. Летал с советской хоккейной сборной 70-х годов, в составе которой были Петров, Рагулин, Старшинов, Харламов, Третьяк. Да всех сразу и не вспомнишь!
Как Вам понравилось летать с такой харизматичной личностью, как Фидель Кастро?
Вместе с Фиделем я действительно пережил несколько особенных полетов. Так, один из них занял 36 часов — это было тяжелым испытанием, после такого и на ногах-то стоять непросто. Однажды накануне нашего вылета на борт поднялся один из радистов Кастро. Он долго настраивал радиостанции, чтобы иметь связь с Гаваной. В итоге к моменту вылета на следующий день он не явился. Мы забеспокоились — в те годы на Фиделя часто готовились покушения. Было принято решение обыскать самолет с собакой. Она исследовала самолет, но ничего не нашла. Как только обыск закончился, пропавший радист прибыл к месту вылета. В общей сложности мы с Фиделем совершили пять перелетов. При встрече он всегда дарил мне небольшие подарки, сувениры. А как-то раз прислал целую коробку кубинских сигар. Курить я бросил, поэтому угощал ими друзей, коллег, журналистов. Вообще, кубинцы любят курить сигары, в том числе, и на борту самолета. В остальном известные персоны никаких неудобств мне не доставляли (смеется, — прим.ред.).
Чем Вам запомнились рейсы с членами Советского Правительства?
Как-то раз курьезный случай произошел при подготовке к перелету с Никитой Хрущевым. Мы привезли главу Союза в Иркутск, откуда планировался его перелет в Братск для осмотра строительной площадки ГЭС. Прибыв в Иркутск, мы, летчики отправились в гостиницу до следующего утра, а самолет остался в аэропорту. По прибытии к месту вылета мы обнаружили, что самолет обокрали. Из салона исчезли дорогие ковры и хрусталь. Воришками оказались охранники аэропорта, которые пытались продать добычу на местном рынке. Но и вылет порядком задержался — самолет долго обыскивали на предмет «взрывчатки», после чего нам пришлось совершить пробный круг — без Хрущева на борту. Ведь взрывные устройства могли заработать и одновременно с двигателями… Финал истории оказался счастливым, и мы доставили главу СССР в пункт назначения.
Для Вас полеты с такими важными персонами, как политические деятели или звезды советского хоккея, чем-то отличались от обычных пассажирских рейсов?
Нет. Полеты с первыми лицами — те же полеты. Возможно, степень ответственности несколько выше, но, по сути, любой полет — это большая ответственность.
Может быть, есть полеты, которыми Вы особенно гордитесь?
Гордиться — не горжусь, но мне есть, что вспомнить. Помнится, мы летели в Москву. Пилот, управляющий самолетом вместе со мной, переживал свой первый полет. Когда самолет стал приближаться к столице, с земли приказали снижаться. Неожиданно началась гроза, аэропорты Шереметьево и Внуково закрылись. Аэропорт Домодедово также сообщил о том, что закрывается, но выхода у нас уже не было. К слову, Москва была тогда запретной зоной, перелет через нее был закрыт, а пролететь вокруг города в такую погоду казалось крайне опасным. Если бы мы не потеряли высоту, могли бы добраться до аэродрома в Киеве или Ленинграде, однако такая возможность пропала. За нашими спинами находились 186 пассажиров, но я рискнул — полетел в Домодедово. Ливень застал нас на середине полосы, видимость пропала. Слава Богу, нам удалось посадить самолет. А вообще, волнительных полетов за годы моей карьеры было немало.
Часто ли за время работы Вам приходилось идти на риск, чтобы спасти самолет?
Очень часто. Иногда нас, летчиков, ставили в такие условия, что не нарушить правила было просто невозможно. Кстати, именно с этим фактором я связываю участившиеся случаи крушения воздушных судов в наше время.
Однажды мы совершали грузовой рейс в Аккру, столицу Ганы. Досмотр в африканском порту длился больше трех часов, и мы выбились из графика. Пришлось лететь ночью, в кромешной темноте, и не вдоль побережья, как предполагалось, а через пустыню, чтобы хоть как-то выиграть время. Как правило, огни города из-за штурвала видно за сто километров, но в этот день вокруг была темнота и дымка, а видимость была равна всего 90 ярдам. Я посмотрел на приборы и понял, что топлива в баках практически не осталось. Мы чудом долетели до города и посадили самолет буквально «наощупь». Когда мы зашли в здание аэропорта, встретили членов экипажей «Боингов», которых не выпускали в рейс из-за нелетной погоды. Они были поражены и спрашивали, как же мы долетели? «Через пустыню», — гордо говорили мы. Удивило их и то, что на борту нашего самолета не было необходимого запаса воды — по 200–300 литров на каждого члена команды. Воды у нас и правда не было, зато был коньяк, врученный нам сотрудниками таможни — по 5 литров на человека. Мы посмеялись и сказали: «Мы — советские летчики!» (смеется, — прим.ред.).
А как насчет забавных случаев в Ваших трудовых буднях?
И их было предостаточно. Как-то раз мы с Романовым (Алексей Владимирович Романов — советский государственный деятель, кандидат в члены ЦК КПСС в 1961–1986 годах, депутат Верховного Совета СССР 6–8 созывов, — прим.ред.) прилетели в международный порт Хошимин. Перед моими глазами оказались два сухогруза — один — блестящий и красивый «иностранец», и второй — советский, будто привезенный со свалки. На каждом — флаг государства. Тогда я сказал мужчине в тенниске, стоявшему рядом: «Хоть бы закрыли трубу с флагом, чтобы никто не видел, что он наш». Впоследствии оказалось, что я говорил с министром морского флота СССР. В общем, мои слова попали по адресу (смеется, прим.ред.).
Рэм Григорьевич, расскажите, как получилось, что Вы открыли нижегородский аэропорт для посадки самолетов ТУ-134?
Дело было в 1970 году. Я летел в Горький за Косыгиным (Алексей Николаевич Косыгин — советский государственный и партийный деятель; председатель Совета министров СССР (1964–1980); дважды Герой Социалистического Труда (1964, 1974)). Погода была нелетная, над городом проходил штормовой фронт, шел ливень, поднялся сильный ветер, самолет болтало в воздухе. Аэропорт не просто не принимал подобные самолеты, но и вовсе был закрыт из-за непогоды. Однако я принял решение садиться в Горьком. После того случая аэропорт действительно стал открытым для самолетов таких внушительных размеров.
Как Вы считаете, что необходимо для того, чтобы стать летчиком? Ведь эта профессия не только романтична, но и опасна.
В первую очередь, нужно иметь крепкое здоровье. Все остальное зависит от человека. Сейчас в стране выпускают гораздо меньше самолетов. Такое количество пилотов, как раньше, просто некому и негде готовить. К тому же, все чаще в последнее время происходят крушения, а это значит, что не хватает в стране хороших, добросовестных специалистов, мастеров своего дела.
Вы поддерживаете отношения с бывшими коллегами «по небу»?
Конечно, мы до сих пор видимся и с друзьями по летному клубу — с теми, кто еще в живых, и с московскими летчиками, и с членами моих экипажей. Сейчас, когда мы встречаемся с ветеранами, я повторяю им: «Ребята, ведь у нас такая работа была! Записывайте все свои воспоминания, пишите книги, это просто бесценная память!»
Кстати, о воспоминаниях. Ведь Вы сами стали автором книги о жизни летчика…
Да, это автобиографическая книга в двух частях, которую я назвал «Место работы — небо». К сожалению, ее не найти в магазинах, пока она хранится у меня дома, мои читатели — родные и близкие. Количество экземпляров каждой из частей составило всего 60, все они были напечатаны моими друзьями. В этих книгах описаны самые интересные полеты, курьезные случаи, собраны фотографии с моими близкими, друзьями, бывшими коллегами и известными пассажирами. Мне бы очень хотелось, чтобы когда-нибудь ее увидел свет, ведь это не только моя история, но и история авиации, история Советского Союза. Кстати, все экземпляры первой части книги уже разошлись по домам моих родственников, знакомых и коллег. Сейчас готовятся к выпуску еще 60 томов первой части в неописуемо красивой обложке.
Рэм Григорьевич, кто-то из членов Вашей большой семьи пошел по Вашим стопам?
Да. Моя красавица-дочка всю жизнь проработала бортпроводницей на пассажирских самолетах, она облетела весь мир (показывает фотографию дочери, — прим.ред.). Мой младший сын тоже связал свою жизнь с авиацией, но не в качестве пилота — он контролировал техническое состояние самолетов в одном из московских аэропортов. Вообще, карьера — это не главное. Главное, чтобы все родные были здоровы и счастливы. Знаете, мы очень часто собираемся всей нашей большой и дружной семьей в доме в Москве, где я живу вместе с семьей внука, к нам в гости приходит множество друзей, огромное количество времени я провожу со своими маленькими правнуками. Это ли не счастье?..
