Выдающийся дирижер, художественный руководитель Мариинского театра Валерий Гергиев, которому рукоплещет весь мир, уже в седьмой раз посетил Нижний Новгород в рамках Московского Пасхального Фестиваля.
Еще буквально несколько дней назад, 5 мая, симфонический оркестр под его управлением давал концерт в освобожденной Пальмире среди руин. Некоторые называли этот поступок безумием, но большинство считает настоящим подвигом. О том, почему музыканты решили выступить в Сирии, а также о творчестве Сергея Прокофьева, юбилею которого в нынешнем году посвящен Пасхальный фестиваль, маэстро рассказал нижегородским журналистам на пресс-конференции 8 мая, передает корреспондент ИА «В городе N», присутствовавший на мероприятии.
О Московском пасхальном фестивале
«Этот фестиваль сразу стал международным, и сегодня мы не стремимся впечатлить публику обилием известных имен. У нас другая задача — выявлять свои таланты. Фестиваль обращен в регионы, и именно там мы набираемся впечатлений и сил. Я в свое время приглашал в Россию многих выдающихся музыкантов, когда это казалось почти невозможным. Сейчас амбиции свелись к нулю. Но если бы мне сказали, что весь Нижний Новгород хочет, к примеру, услышать какого-нибудь выдающегося американца или итальянца, я бы это сделал только потому, что это интересно зрителям.
Помню, что в советскую эпоху Пласидо Доминго не приезжал в СССР, а ко мне приехал. Тогда это имело огромное значение, никто в это не верил. У нас выступали и Берлинская филармония, и Чикагский оркестр. В свое время гастроли зарубежных коллективов были неординарным событием. Когда я возглавил оркестр Мариинского театра, я все время думал, что нужно сделать для того, чтобы он стал таким же, как те, что считаются лучшими на Западе. Пришлось потратить время, но сегодня я вижу разницу. Сейчас мы даем до 1300 выступлений в год».
О Нижнем Новгороде
«Нижний Новгород — один из великих русских городов с богатейшей историей и культурой. Правда, в первый мой визит в Горький в 1977 году меня здесь обокрали дочиста. Пока я был на репетиции, кто-то побывал в моем номере в гостинице. Я стараюсь об этом не вспоминать. Здесь есть прекрасный ансамбль кремля, но было бы нелишним в ближайшей перспективе „укоротить“ на пару этажей несколько зданий, закрывающих вид на него. Они портят впечатление.
Когда стоишь у стены Кремля и смотришь сверху, это пугает и раздражает. Хочется увидеть Нижний Новгород времен Шаляпина, Рахманинова, Чайковского. К сожалению, мощные индустриальные процессы не могли не повлиять на его облик. Неосторожно обращались с архитектурой и в 1930 — 1960 годы. То же самое я видел в Киеве лет 10 назад. У меня в памяти остался высокий берег Днепра, где мы с друзьями проводили время между концертами. Красивейший город, златоглавые церкви, много зелени и страшная „коробка“ среди этого великолепия, как удар в сердце».
О концерте
«Накануне мы провели шесть грандиозных концертов к юбилею Прокофьева в Москве и Санкт-Петербурге. В них принимали участие и западные артисты, однако найти пианистов лучше Мацуева и Трифонова — кстати, нижегородца — не так просто. Это яркие личности, у нас очень сильная школа. В Нижний Новгород я привез много молодых музыкантов. Что-то мы играли тише, что-то изысканнее.
Симфонию № 2 Рахманинова исполнили без репетиций. Заметили, что зал действительно стал звучать лучше. Сегодня мы видим, что отношение к этому вопросу в России меняется. Уже нет глухого непонимания, появляются новые концертные залы, реконструируются существующие. Этот процесс в стране сейчас идет более организованно».
О творчестве Прокофьева
«Недавно мы побывали в Чили, Мексике, Бразилии, на Кубе… И, как вы думаете, что мы там играли? Чайковского, Шостаковича и, конечно, Прокофьева. Его любят в разных странах. Мы представили весь юбилейный марафон, прозвучали все сонаты Прокофьева, все инструментальные концерты, симфонии, хоровые произведения. Кстати, немногие знают о таком его сочинении, как „Кантата к 20-летию Октября“. Это грандиозное произведение, которое было написано в 1936 — 1937 годах к годовщине революции. Его кульминацией является появление над хором Владимира Ильича Ленина, который провозглашает: „Погибнуть всем, но не пропустить неприятеля“.
Это Прокофьев взял, так как тогда страна была обязана говорить и думать о Ленине. Все знают, что это были за времена. Композитор мог лишиться жизни за такое смелое творческое решение. Страшно подумать, что из-за этого мы бы потеряли великого мастера, и он бы не написал большей части своих произведений, созданных впоследствии, а это лучшие сонаты, симфонии и балеты. Все они увидели свет только в конце 1930-х — начале 1940-х годов. Но Прокофьев был смелым человеком и позволил себе такую невероятную выходку».
О выступлении в Пальмире
«Мы выступили там, где еще совсем недавно открыто казнили ни в чем не повинных людей. С одной стороны, это акт проявления сострадания и поддержки, с другой — протеста и несогласия. Я понимаю, что призыв к объединению всех народов и стран звучит наивно, но если вообще ничего не делать и не говорить, возникает ощущение полного паралича, страха и равнодушия. А если зазвучала музыка, нельзя говорить о том, что это погибшее или исчезнувшее место. Решающее значение имел сам факт концерта, а не то, что это был именно Симфонический оркестр Мариинского театра.
Я думаю, что в мире немного найдется коллективов, которые согласились бы полететь в Сирию. В Америке и Европе таких оркестров точно нет, там считается безумием поехать в страну, где идет война. Но мы вернулись, хотя это и не означает, что завтра или послезавтра мы сделаем нечто подобное. Такие моменты проявляются раз или два в жизни. Это большая ответственность за то, чтобы все вернулись живыми. Никто не думал о том, какой будет программа концерта. Можно было сделать ее более трагической или более оптимистической. Я хотел, чтобы прозвучал Бах, и мне казалось, что его музыка лучше, чем любая другая, будет выражать спокойствие, величие, философскую глубину, а не некий порыв за или против войны».
