«Создайте молодой показательный спектакль, в котором проработаны каждое движение, каждый жест, каждая интонация. Разумеется, он должен быть в конце этого же сезона представлен самой широкой публике, как ваш самостоятельный свободный труд», — с таким письмом к начинающим нижегородским актерам обратился более 90 лет назад театральный режиссер и актер Николай Собольщиков-Самарин. Ему было важно, чтобы нижегородцы взялись за дело без нажима, но с искренним желанием сделать что-то прекрасное.
28 ноября 1928 года спектаклем «Недоросль» Фонвизина открылся театр, который известен сейчас как нижегородский Театр юного зрителя. Тогда он не имел собственного здания и сцены, поэтому играть приходилось в Театре драмы. Прошло 90 лет, и теперь наряду с детскими постановками артисты представляют зрителю серьезные и глубокие истории.
ТЮЗ обрел свое здание, в его стенах уже сменилось несколько актерских поколений. Когда-то новичок, а ныне корифей театра Евгений Калабанов встретился с журналистом ИА «В городе N» и рассказал, чем живет ТЮЗ, как он примеряет на себя иммерсивность и что с ним будет в дальнейшем.
Свое повествование Евгений Николаевич начал с признания:
Нас с женой сюда «переманили» из Костромского драматического театра. Лена тогда там играла в «Последней жертве» Островского, а я в юбилейный 1970 год — Ленина-гимназиста (тогда исполнилось 100 лет со дня рождения Ленина — прим.ред). Сначала в Нижний Новгород переехала жена, но меня убедили, что мужчине работа найдется всегда и везде.
Каким вам показался ТЮЗ в первые дни работы здесь?
Было неожиданно перейти в детский театр. Тяжело далась мне адаптация, тем более при виде жестких кресел, маленького зала прежнего нашего здания. В Костроме был классический театр: потрясающая акустика, четыре яруса ложей… Здешняя атмосфера мне сперва не понравилась, и я даже звонил знакомому режиссеру в другой город в надежде уехать, но этот порыв миновал.
Было ощущение, что это несерьезный театр: сейчас поиграем, а потом разойдемся. Я ошибался. Оказалось, что молодежная атмосфера дорогого стоит — ощущение сегодняшнего дня, ритма улиц… Ведь молодые актеры ТЮЗа умеют это почувствовать и выразить.
Вместе с Евгением Николаевичем мы выходим в фойе ТЮЗа — огромная высокая люстра издалека кажется футуристической, но в то же время от нее веет стариной. На ней разместились неподвижные герои сказок, взирающие металлическими глазками на людей, поднимающихся по огромной лестнице.
Люстра эта, как пояснили работники ТЮЗа, висит тут уже 40 лет — она появилась в год 50-летия театра. Так же, как и три гобелена на втором этаже. Они демонстрируют три важнейших события в истории Нижнего Новгорода — заложение первого камня в 1221 году, нижегородское ополчение и основание ярмарки.
Ваш приход в ТЮЗ совпал с началом так называемой «Эпохи Наравцевича». Расскажите о ней.
Действительно, Виктор Львович Витальев, который накануне руководил ТЮЗом, попал в больницу, и обратно на работу уже не вернулся. В марте 1970 театр возглавил Борис Наравцевич, заслуженный деятель искусств РСФСР, народный артист. Вместе с ним театр шагнул на несколько ступеней вверх, и первые же спектакли стали большим культурным событием.
При Наравцевиче мы вошли в пятерку лучших ТЮЗов страны. Это был театр-праздник, театр-торжество и театр-радость! Вся шекспириада, начиная с «Двенадцатой ночи», была сыграна с ним. Также были поставлены классические спектакли — «Доходное место», «Три сестры», «Руководство для желающих жениться» и ряд других, в том числе и современных произведений. Спустя столько лет понимаешь, что это было золотое время в театре.
Борис Абрамович всегда берег в театре студийную атмосферу, которая предполагает, что ты должен быть готов играть сегодня главную роль, а завтра — «кушать подано», «роль без ниточки». В 1975 году на должность заведующего музыкальной частью приходит Эдуард Фертельмейстер. Он написал музыку к 26 спектаклям, и более чем к 70 подготовил музыкальное оформление. К 50-летию театр получил орден «Знак Почета» и переехал в новое здание, где действует до сих пор — в самом сердце Нижнего Новгорода на улице Горького.
Также стоит упомянуть о Риве Яковлевне Левите — она была бессменным режиссером, работала и с Витальевым, и с Наравцевичем, и с другими режиссерами, а потом ушла в театральное училище, где работает по сей день режиссером-педагогом. Она выпустила в жизнь сотни замечательных артистов, которые принесли нашему училищу славу.
Как старшие коллеги принимали молодых актеров?
Новичков хвалили за их успехи, но вместе с тем и критиковали: актеры говорят, что в случае, если ты влился в коллектив, ты «прошел у стариков». Есть знаменитое изречение — «Театр — это храм. Священнодействуй, или убирайся вон». В самом начале мне помогали старшие коллеги — те, кто максимально был приближен к истокам театра и задавал настроение его внутренней жизни.
Среди таких личностей — Николай Тареев, Иван Неганов, Евгений Беспалов, Олег Думпэ, Александр Палеес и Константин Кулагин, с которым меня связывает крепкая актерская и человеческая дружба. Палеес, Нина Разумова и Ольга Треймут-Чеботарева — однокурсники Евгения Евстигнеева в театральном училище.
В фойе на первом этаже висят портреты нынешней труппы ТЮЗа. Архивные снимки собраны наверху — за стеклом можно прочесть полный текст письма Собольщикова-Самарина, узнать о первых постановках, увидеть лица первых актеров. Евгений Николаевич находит себя на одной из больших фотографий — его легко узнать в одном из персонажей спектакля «Ревнивая к самой себе».
В чем, по-вашему, заключается магия театра?
Каждый спектакль — уникален и неповторим, хотя он сохраняет режиссерскую форму, рисунок и задачу. Он зависит и от зрителя, и от самочувствия актера, в отличие от кино, где актеры, сыграв один раз, остаются неизменны на пленке. Опытные актеры нередко смотрят киноленты и сокрушаются, что смогли бы сыграть иначе, лучше. А спектакль в отличие от фильма — это живой организм, который развивается. На него влияет публика, но и актер в то же время может управлять залом.
Народный артист СССР Валерий Нельский как-то сказал мне, что артисту платят не за то, что он говорит, а за то, что молчит, потому что жизнь человеческого духа прочитывается в молчании. К примеру, два человека входят в одну комнату. Если они не любят друг друга, то возникает магнитное поле неприязни. Но если люди друг другу симпатизируют — между ними уже совершенно другая связь, предупреждение и понимание. Именно на таком явлении строится театр.
Расстраивают ли участников спектакля полупустые залы?
Конечно. Но мы называем такие залы не полупустыми, а полунаполненными. Даже в таком случае актеры добросовестно и с удовольствием работают. Но бывает и так, что зал полон, но в среде организованного зрителя кипит своя жизнь.
Человек не застрахован от внезапных казусов. Точно так же существует вероятность нештатных ситуаций и в театре. С экрана кинотеатра персонаж не уйдет. Он не опоздает к началу показа и не заболеет накануне премьеры. А вот в театре возможно все. Как вы поступаете, если к началу спектакля не явился актер?
Случается, что звонит нам коллега и говорит: «Я тут в пробке на мосту стою, спасайте!». Помощник режиссера старается немного задержать начало показа. При этом больше всех страдает именно тот, кто опаздывает. А в случае полного отсутствия человека на сцене его заменит кто-то из коллег. Мы называем это «срочным вводом». В одном и том же спектакле один актер может играть две роли и более. Также и я в «Визите старой дамы» переключался с одной роли на другую. Раньше в «Трех мушкетерах» играл и короля, и Бэкингема, и Де Тревиля.
Наверняка на сцене ТЮЗа происходили и комичные ситуации…
Вспоминать можно до бесконечности! Помню, играли мы «Город на заре» — пьесу Арбузова, в которой отражено строительство Комсомольска-на-Амуре. Герои — комсомольцы разных национальностей. Сцена бунта в бараках, персонажей на сцене масса. Комсорг восклицает: «За все, что здесь произошло, ответит комитет Комсомола, в том числе и я!». У меня в массовке была одна-единственная фраза: «Где начальник?».
Стоит обратить внимание, что постановка проходила 10 мая — сами понимаете, на следующий день после большого праздника состояние у актеров соответствующее. И вот я думаю, а почему бы мне не сыграть представителя какой-нибудь из массы советских национальностей? В разгар бунта кричу: (с явным восточным акцентом) «Киде насяльника?!». Все поплыли со смеху. Стали прятаться друг за друга, чтобы зритель не увидел. Актер, которому нужно было выходить на сцену, трясся от хохота за кулисами. Что же я наделал, подумалось мне. Потом завтруппой Николай Митрофанов мне сказал: «Женя, не надо так. У нас ребята многие еще без опыта, могут не сдержаться!». Больше я не экспериментировал. Но чаще всего происходят оговорки на сцене.
Так однажды и случилось во время постановки под названием «Запах спелой айвы». По сюжету в районный городишко из Кишинева приезжает комиссия — кто-то нажаловался. Персонаж-ябедник начинает докладывать, и один справедливый дядька кричит ему: «Прикуси язык, каналья!». Но актер однажды оговорился и выдал: «Прикуси нос!». Я едва скрыл смех, представив, как человек достает изо рта вставную челюсть и кусает ею свой нос.
Что делать актеру, если ему некомфортно в своей роли?
Это называется — не ощутил зерно, то есть суть роли. Бывают те, кто играют какую-либо роль, но при этом остаются собой. Русский театральный режиссер Константин Станиславский говорил о «работе над собой» в творческом процессе «перевоплощения». Но один из моих педагогов отметил, что классик Пушкин сказал лучше. Вспомним стихотворение:
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив…
Что значит перевоплотиться? Изменить плоть? Актер не может этого сделать. Но, как сказал Пушкин, преобразиться — ему по силам. В голове возникает слово «образ».
Преобразиться — значит овладеть логикой другого человека. Если актеру некомфортно в своей роли, то это его недоработка, нехватка умений. Заметьте, я не говорю о таланте! Мы приходим в театр не просто для того, чтобы проговаривать заученный текст, а чтобы доносить зрителю определенную идею через самих себя.
Артисты — суеверный народ?
Некоторые театральные традиции и по сей день живы. Если мы нечаянно роняем листок с текстом своей роли на пол роли, то на него нужно моментально сесть, и лишь потом поднять — считается, что в противном случае роль «завалишь». Ни один воспитанный актер не выйдет на сцену в головном уборе, если это не предписано ему ролью.
Можно ли относиться к вашей профессии как к ремеслу в первую очередь для зарабатывания денег?
Ни в коем случае. Раньше у нас были зарплаты в 75 рублей! Моим студентам этого хватало только на дорогу из дома в театр и обратно. Сейчас, конечно, заработки другие, но мы здесь не ради этого. Помню, как сидел на прослушивании в театральном училище — приходили дети, которые хотели туда поступить.
В ходе бесед выяснялось, что театральных актеров они не знают, классику не читают, да и в театр их силой водили педагоги в рамках массовых выходов. Спрашиваем, для чего тогда они здесь. Ответы у многих одинаковые: «Хочу сниматься в кино, зарабатывать много денег и быть знаменитым!». Но мы пришли в театр, чтобы делиться жаром своей души, что дано не каждому.
Сейчас становятся популярными иммерсивные театры, променад-спектакли, где зритель покидает привычное место, становится как бы участником действия, да и сама «постановка» проходит в разных пространствах. Используются новые технологии в постановочном процессе — световые эффекты, голограммы. ТЮЗ принимает инновации или он верен традициям?
С удовольствием принимает! Раньше у нас проходил спектакль «Поход в Угри-ла-Брек», в котором дети могли стать участниками происходящего. Рассказывалась история обычной шведской семьи. В какой-то момент пропал дедушка, и дети решили его найти, отправившись в загадочную страну.
Действие происходило как на сцене, так и вне ее, например в подвалах ТЮЗа. Спектакль знакомит зрителя со взрослыми темами, ведь на самом деле дедушка не исчез — он умер, и смерть демонстрируется детям так, чтобы они ее понимали. Также у нас периодически проходят постановки, где зрители сидят не в зале, а прямо на сцене.
Стоит добавить, что спектакль «Поход в Угри-Ла-Брек» по пьесе Томаса Тидхольма в постановке Полины Стружковой номинирован на Национальную премию театрального искусства для детей «Арлекин». Это первая и единственная нижегородская постановка, номинированная на данную премию.
Каким вы видите будущее ТЮЗа?
Сейчас здесь замечательная молодежь, за которую я очень рад. Хотелось бы, чтобы театр жил насыщенной жизнью. Но актеры — люди зависимые. Зависимые от режиссера и от драматургии. Детские спектакли для нас — это основной репертуар, и играем мы их с удовольствием. Но в то же время есть серьезные и глубокие постановки, например «Васса», «Странный парень», «Крыша едет — дом стоит», Кто боится Вирджинии Вулф?», «Ужин дураков», «Горе от ума».
Возможно, вскоре вернется на сцену «Недоросль». Нас тянет в театр не ради известности. Русскому актеру, как и русскому театру в целом свойственно сеять «разумное, доброе, вечное». Желательно, чтобы в театр приходили воспитанные, образованные, и, главное, профессионально обученные актеры, чтобы была хорошая драматургия и качественная режиссура.
Вас не пугает риск того, что театр как явление когда-нибудь утратит свою популярность?
Нет. По одной простой причине. Интернет, кино, телевидение — это экран. А в театре эта стена исчезает и зритель видит живого человека, проживающего свою жизнь здесь, сегодня и сейчас у него на глазах. И это не может не передаваться в зал! Да, в будущем театр изменится, будет модернизирован. Но все новшества в нем лишь помогут сфокусировать внимание на психологии живого человека, ведь общение — это счастье!
Фото автора
