Сегодня на информационных лентах и ТВ нет главных новостных поводов. Есть единственный — COVID-19. Логично, что главными ньюсмейкерами стали медики и чиновники от здравоохранения.
В марте 2020 года пост заместителя губернатора по социальным вопросам занял Давид Мелик-Гусейнов. Тогда же в регионе появился «нулевой» ковид-пациент. На пике первой волны пандемии бывший московский чиновник возглавил еще и местное министерство здравоохранения, а значит, вышел на первую линию борьбы с неизвестным вирусом.
Главред ИА «В городе N» Екатерина Сумина взяла интервью у нижегородского министра, автора статуса «Боремся за каждого, помогаем всем» и отнюдь не равнодушного человека.
Разговор получился серьезным, откровенным, иногда не однозначным.
Противникам лонгридов предлагаем воспользоваться кратким содержанием.
Семья
Давид Валерьевич, вы в должности с марта, заняли пост в непростое время. Как восприняли тогда необходимость переезда вы и ваша семья?
Все, что касается моей профессиональной деятельности, воспринимаю как задачи, которые просто надо уметь решать. Я понимал, что социальный блок — сложный. Это всегда зона повышенного внимания, а в пандемию — тем более. Но страха не испытываю и сейчас, в период сложностей, которые нас с вами преследуют. Знаю, что от управленческих решений зависят жизни людей. И этот принцип не сегодня во мне сформирован, а еще со времен работы в федеральном Минздраве, в структурах правительства Москвы: как можно больше людей спасти, как можно большему числу людей дать возможность жить, дышать, чувствовать себя комфортно. Это что касается моего настроя.
Близкие, конечно, переживают за меня. Общаемся в большей степени с помощью мессенджеров. Дети учатся, супруга занимается их воспитанием, параллельно пытается работать. Я очень благодарен своей жене. Она пропускает все через себя и поддерживает меня. Безусловно, непросто, когда я не вижу близких, мало участвую в жизни детей. Тем не менее, пытаюсь дистанционно держать руку на пульсе. Самое главное, что есть тыл, меня понимают и, уверен, не подведут.
Планируете перевезти семью в Нижний Новгород?
Супруга и дети периодически приезжают сюда. Жена готова переехать хоть завтра. Но меня в большей степени волнует тот стресс, который могут испытать дети: им нужно будет менять свой привычный уклад, круг общения. У каждого из них уже есть выбранная персональная траектория: старший сын хочет быть химиком-биологом и поступил в специализированный класс. У него лабораторные исследования, походы, план обучения, расписанный на несколько лет вперед. Младший мечтает быть музыкантом, играет на гитаре, хочет освоить барабаны. А здесь у меня просто нет времени организовывать для них быт и комфорт, дать их выбору продолжение.
Я не могу сказать детям: «Сидите здесь и смотрите, как папа работает». Они свободные люди, и я не имею права лишать их интересов и намеченного будущего.
Безусловно, я очень хочу обнимать своих детей, хочу быть рядом со своей женой. Но сейчас особое, трудное время. Меня даже дома не бывает. Единственное, что я делаю, приходя в съемную квартиру, — сплю. Затем будильник — и бегу дальше работать. Комфортнее ли семье сейчас там? Да. Поэтому пока мы в разных городах.
Что уже показали своим родным в Нижнем Новгороде, может быть, в области, проводя вместе уикенд? Какие у них впечатления?
Летом мне удалось побыть с детьми здесь. Мы отлично провели время: я возил их в Семенов, показывал, как производят матрёшки. Мы были в Ворсме, в Свято-Троицком Островоезерском монастыре, съездили на Ветлугу, в Красные Баки, посетили множество религиозных мест. Например, в церкви села Троицкое в Воскресенском районе общались с интересным человеком — отцом Евгением.
Были и в Макарьевском монастыре, и в храмах Нижнего Новгорода. Я не могу сказать, что у нас очень воцерковленная семья, но мы верим в Бога, и для меня важно, чтобы у детей и вообще в семье была возможность диалога с самим собой: чтобы в спокойной атмосфере задать себе какие-то важные вопросы.
На границе Марий Эл и Нижегородской области мы знакомились с укладом жизни в обычных деревнях. Дети получили много впечатлений. Я больше с профессиональной точки зрения все оценивал, а дети, которые прежде отдыхали в деревне на Юге (половина нашей семьи из города, а вторая живет в простом селе на Ставрополье), увидели, как отличаются традиции.
Ваш папа — профессор, преподаватель кафедры Пятигорского медико-фармацевтического института. Вы нежно и с гордостью рассказываете о нем. А он гордится вами, радуется успехам, комментирует вашу работу в Нижегородской области?
Это такой вопрос, вы попали в больную точку… Гордится ли он мною? Да, наверное. Он никогда об этом не говорил. Хочу ли я это от него услышать? Да, наверное, хочу, чтобы он сказал: «Как я тобой горжусь, сын!» Скажет он это? Не уверен. Люблю ли я его? Безумно. И когда с ним случилось несчастье, когда он за сутки с 6% поражения легких прогрессировал до 70%, я нашел возможность и полетел к нему, зашел в больницу, где он лежал, сел в кресло рядом с ним. Он сначала не узнавал меня, думал, очередной врач в маске и каком-то скафандре пришел. Но потом я заговорил, и он меня узнал по голосу. Мы долго вспоминали, как я рос, как он мне уделял внимание. Он ничего не сказал о моей нынешней работе, никак ее не оценивал, произнес только: «Тебе, наверное, очень тяжело. Просто береги себя». Вот так мы в последний раз с ним и расстались. Я знаю, что в глубине души он меня очень любит и гордится, но, наверное, сказать это сейчас — значит проявить мужскую слабость.
У нас в семье не принято было говорить, что мы друг другом гордимся.
Работа в нижегородском Минздраве
Каким Нижний Новгород при первой встрече показался вам?
Я был здесь и раньше, занимаясь профессиональной деятельностью. Приезжал сюда сначала как консультант, потом как партнер для развития бизнес-структур. В свое время занимался консалтингом, аналитикой для компаний, работающих в сфере здравоохранения, фармацевтики, в том числе в Нижнем Новгороде. Знаю местный уклад. Мне нравится, что люди здесь обдуманно подходят ко всему. Может, нижегородцы не столь эмоциональны, как южане, у которых кровь бурлит. Но все же хладнокровными их тоже не назовешь.
Важно, что в большинстве случаев нижегородцы решение сначала обдумывают, а потом уже проговаривают.
Что касается природы, мне очень нравится средняя полоса России. Я не охотник, а больше рыбак и грибник. Увы, в этом году не было возможности собирать грибы, но, видя фото в социальных сетях, понимаю, что здесь заповедные и красивые места.
В чем вы, Давид Валерьевич, видите прорыв в деятельности соцблока и Минздрава, в частности, за время вашей работы?
Об этом рано говорить. В первый день в правительстве Нижегородской области я получил «нулевого» пациента по коронавирусу, и мы сразу же развернули активную работу по приспособлению имеющихся систем здравоохранения, социальной поддержки и образования к вызову извне в связи с распространением вируса. В этот непростой период мы смогли построить новый корпус больницы № 23 в Нижнем Новгороде, благодаря чему появилось более 200 дополнительных коек и медучреждение, оснащенное современным оборудованием. Не могу назвать это прорывом, но это важно, потому что тоже является результатом нашей работы. Это мощная заслуга губернатора Глеба Никитина и всей команды: представителей здравоохранения, коллектива лечебной организации, строителей. Все было выполнено беспрецедентно быстро.
Важный момент — честность. Когда мы начали готовиться к первой волне пандемии, мы взяли статистические формы, которые Нижегородская область десятилетиями заполняла и отправляла в федеральный Минздрав. Первое, что мы сделали, — провели аудит, чтобы оценить, насколько реальная ситуация совпадает со статистикой. Провели аудит и поняли, что нужно корректировать систему мониторинга в здравоохранении, образовании, в социальной сфере. Ведь одно дело, если оборудование в медучреждении есть, и совсем другое — используют его или нет. Статистика статистикой, но нужно погружаться глубже, в детали.
К вопросу о честности. 28 октября в сеть, да и в СМИ попало письмо федерального министра здравоохранения к главам медучреждений с требованием согласовывать любые высказывания о коронавирусе с пресс-службой. Зачем эта цензура?
Это не цензура. Будем говорить прямо — вы же хотите про честность? Мы с вами сейчас живем «на войне», и на передовой именно медицина, действия которой носят жизненно важный характер для всей страны. И вот, представьте, на этой линии фронта есть те, кто говорят: «нужно бежать налево», «давайте остановимся и ничего не будем делать». У каждого свое мнение, но каждый в своем мнении — тактик, он видит очень ограниченный объем данных. А мы говорим о стратегии. Куда бежать, выбирает генерал. И если кто-то с этим решением не согласен, своим высказыванием он не имеет права разрушать стратегию.
Я видел это письмо и согласен с ним: в нынешних условиях все должны действовать четко. Никто никому не запрещает что-то говорить. Для экспертного мнения доступны все чиновники: и Михаил Альбертович Мурашко (министр здравоохранения РФ — прим. ред.), и мы на региональном уровне всегда готовы к диалогу. Но если только этот диалог не односторонний и не заключается в том, что кто-нибудь из экспертов говорит: «Вы все идиоты, один я — молодец! Только я знаю, как спасти и обустроить Россию. Слушайте все меня!» Это не правильно. На линии фронта войско должно действовать слаженно.
Альтернативную точку зрения нужно доказывать на практике: приведи весомые аргументы со ссылками и цитатами прогрессивного человечества из научных журналов — тогда ты имеешь право возглавить какое-то движение и на других экстраполировать свое мнение. Иначе это эмоция, субъективная оценка, которую нельзя подкреплять подписью сотрудника федерального Минздрава. Делись этими мыслями на кухне, с друзьями, даже с прессой, но представься при этом независимым экспертом.
Мы в Нижегородской области никому не запрещаем говорить.
Наоборот, просим руководителей медучреждений делиться с нами своим мнением, которое действительно может быть полезным. Я, например, с Павлом Сергеевичем Зубеевым, главным врачом 33-й больницы, часто спорю: он не согласен со мной, я ухожу на день осмыслить его слова, в итоге после взаимных аргументов кто-то из нас принимает сторону другого.
Допустим, главврач или обычный участковый врач подчеркнет, что, по его мнению, российский протокол лечения больных коронавирусом неэффективен, а больному нет смысла покупать указанные лекарства.
Я категорически не согласен с таким вариантом поведения медработника. Тактику лечения выбирает профессиональное сообщество. Есть протокол, который мы обязаны выполнять. Если мы отходим от него, это повестка в суд, потому что мы нарушили правила, четкие алгоритмы. Другой вопрос, что есть разные состояния человека: сочетание диабета и онкологии, коронавируса и болезней системы кровообращения — тогда сталкиваются два протокола, и здесь уже решение о схеме лечения принимают врач и клинический фармаколог. Важно подобрать такой вариант лечения, который обеспечит усиление эффекта. В этой ситуации на первый план выходит мнение врача. А нравится или не нравится схема — это решение только профсообщества. Такие правила действуют в системе здравоохранения в нашей стране, да и во всем мире.
В итоге требование федерального министра вы поддерживаете, исходя из установки «не навреди»?
Да, это самый главный принцип медицины.
Вы часто вступаете в полемику с подписчиками и, наверное, можете сделать выводы, чего не видят нижегородцы в работе Минздрава? Может быть, не хотят видеть?
Думаю, что многие не видят горящие круглые сутки окна в Минздраве. Ситуация меняется невероятно быстро и в нормативно-правовом плане, и в плане тех задач, которые передаются в регионы. Например, в пятницу вечером нужно подготовить к субботе отчет: остаемся на всю ночь и собираем информацию, цифры, перепроверяем их.
Не все нижегородцы видят быстрые реформы. Говорю об этом вполне ответственно.
Я такой же пользователь системы здравоохранения, как и остальные, знаю, что можно и нужно менять. Но представьте себе, что вся эта реформа запущена параллельно с пандемией. Что мы получим? Очень неприятную ситуацию, когда и людей надо спасать (причем, с использованием тех ресурсов, которые у нас сейчас есть), и новую систему здравоохранения строить (а это означает кардинальную перезагрузку существующей системы). Наш поезд летит в бешеном ритме. Как на такой скорости поменять вагоны? Это приведет к катастрофе.
На медицинских специалистах, которые работают в Нижегородской области, держалась и держится вся система. Здесь сильная профессиональная школа.
Не тот момент для системных реформ?
Не тот. Вот выйдем на плато, поймем, что эпидситуация под контролем… Мы не сидим сложа руки. Список приоритетных вопросов, которые будут решаться в ближайшее время, готов. Это и построение нормальной системы медицинской реабилитации в Нижегородской области (увы, нет сегодня в регионе качественной реабилитации для пациентов, перенесших инфаркт или инсульт: есть отдельные островки счастья, но не комплексная система). Полная перезагрузка нужна онкологической медслужбе: Нижний Новгород — центр федерального округа, и этому статусу нужно соответствовать.
Мы должны думать о паллиативе, и здесь тоже многое уже делается: вместе с Анной Константиновной Федермессер разрабатываем уникальную платформу для нижегородцев, нуждающихся в сестринском уходе, хосписной помощи, работаем в направлении организации ухода для лиц с ограниченными возможностями.
Все эти вопросы в приоритете.
Максимальные усилия намерены приложить, чтобы улучшить коммуникацию между врачом и пациентом. Долгое время белый халат вымарывали какими-то скандалами, склочными разборками, часто пустыми претензиями. И у многих медиков возникло ощущение: «Мною в любом случае будут недовольны». Этот порочный круг надо разорвать и сделать из медработника и пациента одну команду. Только так можно победить болезнь. Должно быть взаимное доверие. Сложно, но от этого многое зависит. Нужно учиться эмпатии. Модное слово, с очень серьезной энергией.
Многие нижегородцы ругают медиков: «Не пришли, не позвонили — вот такая хваленая медицина!» Но врачи сейчас безумно перегружены! На температуру 37.5 — 38°C не стоит вызывать скорую помощь.
Давайте говорить о том, что обе стороны несут консолидированную ответственность. Медики делают все, что от них зависит. Но их труд нужно уважать. И к пациентам нельзя относиться как к фабрике процессов. Каждый — индивидуальность, со своим психологическим фоном, со своим прошлым. Не следует усреднять медицинскую помощь, делать ее обезличенной. Вы не просто полежали в больнице. Нет! Вы легли в клинику, вас там вылечили, и вы вернулись к своей жизни.
Instagram министра
До недавнего времени вы были очень активны в Instagram: рассказывали о личных переживаниях, встречах с врачами, интересных местах, которые для себя открываете, историях болезни и выздоровления. Сейчас ваш аккаунт используется исключительно как рабочий: вы выкладываете там коронавирусные графики и статистику. Очевидно, что вы остро реагируете на негативную обратную связь от подписчиков. Поэтому изменилась подача в Instagram?
Для меня блог в Instagram до переезда в Нижегородскую область был личным: я выкладывал фотографии с семьей, друзьями — как мы вместе отдыхаем, как радуемся жизни. Переехав, я понял, что к моим постам особое внимание, а, значит, нужно, используя все способы коммуникации, давать людям важную для них информацию. Может, это была моя ошибка. Не знаю, в перспективе мы в этом разберемся. Но личное свое пространство я открыл для всех, сказал: «Вот, смотрите, читайте, ничего не скрываю: все, что знаю, чувствую, переживаю, я открываю перед вами».
Получил, конечно, в ответ много неожиданной для себя реакции.
Я рассказывал на своей странице о принципах здорового образа жизни, делился мыслями о позитивном отношении к происходящему. Оказалось, это многих раздражает.
В итоге понял: нельзя быть хорошим для всех одновременно, а позитивный настрой или какие-то благие намерения нужно оставить при себе и продолжать делать то, что должен, не показывая это всем.
Изменился ли мой стиль работы? Нет. Поменялись ли мой характер и темперамент? Нет. Не изменилось и отношение к людям. Просто я не хочу, чтобы мое видение кого-то еще больше раздражало. Конечно, доброжелателей очень много, но для меня этот блог — не ванильная среда, в которой я нахожусь: я хочу быть максимально нейтральным. Потому что холодный рассудок и нейтралитет в эмоциях помогают принять единственно правильное решение.
Мне кажется, что в работе с социальным блоком у вас не всегда получается быть нейтральным и сохранять холодный рассудок. Летом вы рассказали на своей странице историю мальчика, от которого отказалась приемная семья его тети после четырех лет воспитания. Вы очень эмоционально эту историю поведали. Я помню ее и переживаю до сих пор, что там с этим ребенком. А у вас таких историй множество. Как вы себя тренируете сохранять дистанцию, относиться к ним как к работе?
Нельзя к этому относиться как к работе, потому что каждая жизнь — это ЦЕЛАЯ жизнь. Этот мальчик получил в лице одного из моих заместителей такую существенную поддержку, не формальное опекунство, а духовное, сопричастное. Сейчас ребенок активно общается с моей коллегой, с ее семьей, они вместе устраивают какие-то мероприятия, походы. У мальчика в жизни появилось то, о чем он так долго мечтал. Он получил комфортное для себя общение. И я очень рад, что пост, который тогда был опубликован, нашел свое продолжение: за счет этой эмоции мы смогли найти решение проблемы, выход из жизненной трагедии.
Был пост про Богоявленский детский дом и мечту ребят, у которых теперь, после отклика неравнодушных нижегородцев, есть мини-салон красоты, в котором они сами себе делают прически, макияж, учатся, получают профессиональное образование. Тут никакие государственные деньги не сработали бы так эффективно, как душа и желание человека помочь в этой конкретной ситуации. Я очень радуюсь, когда идет обратная связь от этих эмоциональных постов, когда они реально работают на пользу.
Мне тут пишет одна женщина буквально несколько дней назад: «Недавно вы писали про пожилых людей в больницах, которым врачи на любой вопрос стандартно отвечают: „Ну что вы хотите в этом возрасте?“, и про отношение к пожилой женщине, как к бабке: „У нас бабка там лежит!“ Вы представляете, в нашей центральной районной больнице (Не буду говорить в какой, чтобы ни в коем случае не нарушить эту идиллию, — реплика Мелик-Гусейнова) мы осознали, что привыкли так общаться друг с другом и с пациентами. Спасибо вам большое, вы на нас со стороны посмотрели, и мы теперь немножко другие, а слова „бабка“, „дед“ и фраза „Ну что вы хотите в вашем возрасте?“ для нас больше не существуют: в любом возрасте нужно помогать и лечить». Вот такое было письмо.
Кажется, такой путь перерождения — единственно возможный для Сокольской ЦРБ и похожих на нее.
А знаете, в этой больнице мне очень понравился главный врач. Я сразу же, как только увидел те фотографии, с ним связался, спросил: «Что у тебя там происходит, давай докладывай!» Он по полочкам, никуда не погружаясь, ни с кем не советуясь, ничего не придумывая, ответил мне на все вопросы. Рассказал, сколько времени пациент ждал скорую помощь, почему лежал, отмечу, не на полу, а на носилках (это важный нюанс), укрытый одеялом. Я сейчас не защищаю корпоративный белый халат: мы проведем проверку этого случая и честно расскажем о ее результатах. Но мне понравилось, что главный врач владеет ситуацией, что он не попросил отложить наш разговор, чтобы подготовиться, а сразу все выдал. Он, молодой энергичный, принял управленческое решение, которое было в тот момент единственно правильным, ориентированным на спасение конкретно этого пациента и других пациентов больницы.
Вы сказали, что не любите лозунги, но в конце почти каждого вашего поста мы читаем неизменное «Боремся за каждого, помогаем всем». Красиво и жизнеутверждающе. Кто автор?
Как-то спонтанно придумал. Это даже не лозунг. Мое первое образование — лингвистическое, оно помогает мне общаться с людьми. Так вот, это высказывание, скорее, мем, от слова «memory» — память. Мы с вами вспоминаем увиденную рекламу, какие-то фразы устойчивые, клише, мы друг друга заражаем этими мемами. Так вот мне придуманным девизом важно «зацепить» всех.
Люди — врачи, пациенты, чиновники, нижегородцы — должны знать, что «бороться за каждого и помогать всем» — это мой принцип.
COVID-19
Очевидно, что показатели заболеваемости коронавирусом в Нижегородской области сейчас хуже, чем в пик первой волны, а вводимых ограничений значительно меньше. Из политики регионального правительства в этом вопросе напрашивается такой вывод: сдержать рост заражений трудно, переболеет большинство, поэтому не стоит применять смертельные для бизнеса ограничения. Справедливый вывод?
Нет. Во-первых, когда пришла первая волна вируса, мы не знали вообще, с чем имеем дело. Не было ни учебников, ни методрекомендаций, ни опыта борьбы. Мы только наблюдали за происходящим в Китае, в Италии. Но как они не могли взять наш опыт на вооружение, так и мы не могли адаптировать их знания к своей ситуации: по-разному строится система здравоохранения, у каждой страны культурологические и религиозные особенности. Поэтому в первой волне все было жестче в плане мер. Сейчас, когда поняли, с чем имеем дело, несмотря на то, что вирус, может быть, стал более опасен, мы научились с ним жить, лечиться от него, сортировать больных по тяжести состояния, делать прогнозы. Это дает определенную уверенность, что медицина справляется, хоть и находится под безумным перегрузом.
Я, может быть, забегаю вперед, и вы когда-то осознаете то, что я сейчас скажу, но на сегодня по уровню смертности от COVID-19 Нижегородская область находится на одном из последних мест по сравнению со всеми остальными субъектами ПФО.
Это заслуга большой команды врачей, организаторов здравоохранения, и в том числе Минздрава, который пытается пройти между Сциллой и Харибдой — не только организовать помощь пациентам с коронавирусом, но и максимально удовлетворить спрос на другие виды медицинской помощи.
Общие результаты мне внушают определенную уверенность: значит, мы все правильно делаем.
При этом мы не пиарили Нижегородскую область на всю Россию, не кричали о нашей замечательной системе здравоохранения.
А результат, который мы имеем (используя существующую инфраструктуру, ресурс тех врачей и медсестер, которые есть на данный момент), очень-очень достойный.
Резюмируя: ограничений вводится меньше, потому что в первую волну максимально перестраховались?
Да, именно так.
Вы уже вспомнили трагичный случай с участием скорой помощи, но за минувшую неделю их было два. Какие выводы после них сделал Минздрав о работе этой службы?
Необходима цифровизация: единая диспетчерская по всей области, ликвидация разрозненности между подстанциями и станцией скорой помощи, между Нижним Новгородом и центральными районными больницами.
За промежуток времени, в который нам удалось поработать с СМП (служба медицинской помощи — прим. ред.), мы многое перевели в цифровой формат, сделали автоматический переброс информации из скорой в поликлинику (раньше диспетчер СМП звонил в поликлинику по телефону как обычный житель, пытаясь доложить о вызове на участке. Только вдумайтесь в эту конструкцию прошлого века! Конечно же, были недозвоны, проблемы со связью). Мы довольно быстро сделали it-смычку между СМП и поликлиникой, и сейчас информация из скорой автоматически попадает на компьютеры в медучреждение. Технология находится на стадии внедрения, но я уверен, она очень серьезно ускорит процесс обмена информации.
Кроме того, мы хотим навести порядок в сортировке вызовов: развести экстренные вызовы по угрозе жизни человека и вызовы, которые требуют помощи по неотложным показаниям. Скорая помощь нужна в первом случае. Важно понимать, она не лечит, а оказывает экстренную помощь для стабилизации тяжелого состояния человека и при необходимости обеспечивает его доставку в лечебное учреждение. Все остальное должна подхватывать неотложная медпомощь. Такой принцип действует во всей России, но, к сожалению, пока в смешанном виде.
Мы нашли ресурсы для укрепления материально-технической базы неотложной медпомощи, которая, как и скорая, должна работать и быть в доступе круглосуточно.
Руководство Нижегородской ярмарки недавно заявило о готовности при необходимости перепрофилироваться под ковид-госпиталь. Есть ли в этом потребность?
Пока мы просчитываем все варианты. Мы рассматриваем санатории и пансионаты, которые можно использовать и для долечивания, и для изоляции. Понятно, что медицинскую компоненту с функцией активного лечения в любом случае будут выполнять медорганизации. В перепрофилированных объектах можно будет вести наблюдение за пациентами, организовать патронаж для тех, кому не требуется активное лечение. И поэтому нужно понимать, сколько ресурсов понадобится для кардинального изменения профиля учреждения, где мы найдем врачей, как будет осуществляться логистика пациентов, каких больных мы будем ввозить. Неважно, Ярмарка ли это или другой объект. Сейчас идет активный просчет всех возможных вариантов.
В далекой перспективе COVID-19 может стать сезонным заболеванием, как грипп?
Есть много коронавирусов, которые уже являются таковыми. Думаю, и этот коронавирус рано или поздно будет нам подконтролен, и мы приобретем к нему устойчивый иммунитет. Пока его уровень в Нижегородской области очень мал.
Есть ли в нашем регионе заболевшие коронавирусом второй раз?
Есть. По последним оценкам, это около 30 человек. Мы ведем наблюдение за ними.
Это нижегородцы с хроническими и сопутствующими заболеваниями?
Не обязательно. Часто это просто повторное заражение, но между первым и вторым случаями прошло достаточно много времени. Либо вирус начинает повторно выделяться человеком после применения агрессивной терапевтической программы. Причины пока не изучены человечеством. Мы действуем исходя из знаний о коронавирусе, приоткрытых на сантиметр. Реальный механизм болезни мы выясним не скоро — не в этом и даже не в следующем году. Шлейф разрушений и проблем, которые дает коронавирус, останется с нами на десятки лет. Это манифестация болезней системы кровообращения, диабета, хронической почечной недостаточности — очень много проблем медицинского характера заявляют о себе после перенесенного COVID-19. Или, например, во время пневмонии у больных может случится гипоксия — в мозг поступает меньше кислорода, и мы получаем рост заболеваний ментального характера. В таком случае потребуется участие психиатрической и неврологической служб. Мы уже начинаем прорабатывать этот вопрос.
Думаю, моральное состояние этих 30 человек сейчас не на лучшем уровне.
Наоборот, все настроены на выздоровление, мы со всеми общаемся, держим руку на пульсе. Если нужно, психолога подключаем. Ситуации морального деструктива нет.
Как нижегородцы переносят болезнь второй раз?
Повторно тяжелых форм нет.
Вы рассказывали о лечении одной беременной девушки, находящейся на искусственной вентиляции легких. К счастью, ее история закончилась хорошо. Но сегодня около 300 беременных женщин в регионе заражены коронавирусом. Можно ли делать выводы о влиянии болезни на будущих детей?
Болезнь проходит по-разному. Есть тяжелые случаи, есть и легкие. У нас нет летальных исходов. 29-я Городская клиническая больница изначально была развернула как ковид-госпиталь, а сейчас кристаллизовалась: ее первоочередная миссия — работа именно с женщинами в положении. У них таких пациенток очень много, и, самое важное, что удается успешное родоразрешение.
Уже пятеро детишек родились от мам, у которых было тяжелое поражение легких. Дети здоровы.
С некоторыми родителями лично поддерживаю связь — переписываемся. Мониторим дистанционно состояние мам и детей.
Эти пятеро — большая победа наших медиков, потому что никто никогда не прописывал в рекомендациях, как вести беременную пациентку с коронавирусом, особенно на последних сроках вынашивания. Врачи потратили максимальные усилия и энергию на то, чтобы, учитывая токсичность лекарственных препаратов, невозможность беременной занимать прон-позицию (позиция на животе), найти возможности качественно и без ущерба для здоровья мамы и малыша проводить лечение.
На ИВЛ — инвазивной — у нас была только одна беременная женщина. С ней и ребенком сейчас все хорошо. Мамы тех пятерых детей тоже в порядке и чувствуют себя нормально. Мы не застрахованы от заражения беременных женщин, но сейчас у нас есть опыт и навыки, чтобы справиться с этим. Мы держим контакт с Национальным медицинским исследовательским центром акушерства, гинекологии и перинатологии имени академика В. И. Кулакова и при необходимости в режиме онлайн получаем консультации коллег.
Президент РФ 28 октября заявил, что все больные коронавирусом, находящиеся на амбулаторном лечении, будут обеспечены бесплатными лекарствами. Когда эта мера придет в наш регион?
Мы уже предоставляем больным бесплатные лекарства за счет регионального бюджета.
Как это происходит? Доктор приходит по вызову к пациенту с высокой температурой и признаками ковида…
… И приносит лекарство тому, кому они положены по медпоказаниям.
Как давно у нас введена эта мера?
С 5 октября, когда мы начали «раскрывать» дневные стационары. Мы это делали и в первую волну — давали лекарства пациентам на дому. Потом федеральный фонд ОМС поправил нас, пояснив, что на дому можно лишь оценить состояние больного. Мы выполнили предписание и перестали это делать. Сейчас получили возможность «открыть» стационары на дому для пациентов, обеспечивая их необходимыми медикаментами за счет бюджета Нижегородской области и в рамках системы ОМС.
Правильно ли я понимаю: к больному с высокой температурой или другими признаками ковида приходит врач, берет у него тест и тут же дает ему лекарства?
Если это требуется. Если состояние человека не тяжелое или не средней тяжести, если пациент «легкий» или с бессимптомной картиной вируса, медикаменты ему не
Ситуация с коронавирусом в октябре 2020 года
выдаются.
Температура может быть маркером чего угодно, — не только коронавируса, в большей степени не его, а каких-то других соматических проблем. Тогда врач разбирается в причинах повышения температуры: если в первую волну диагностики температура не сбивается и держится на высоком уровне изнуряюще долго, тогда подключается вторая линия диагностики вместе с верификацией. Уже должен быть готов тест. В этом случае больной получает утвержденную терапию.
Вернемся к заявлению президента. Тогда же он обещал выделить регионам 10 млрд рублей на борьбу с ковидом. На что в первую очередь будут направлены деньги?
На лекарства, конечно же, на СИЗы — этого никогда не бывает много. Дефицита как такового нет ни по одной из позиций. Некоторые нижегородцы жалуются на отсутствие медикаментов в аптеках, мы регулярно проводим мониторинг: нет в одной, но есть в другой. Тот же самый «Арбидол» в Госаптеке есть, в обычной аптеке его могут раскупить впрок. Спрос сейчас ажиотажный.
Федеральные средства — целевые, у нас заранее будут рекомендации, на что их потратить.
Как пандемия изменила нижегородцев? Можно ли говорить о высоком уровне утомленности общества.
Мне кажется, стало больше доверия и сопереживания. Хотя процент сложно измерить, но, тем не менее, я это чувствую. Люди стали ходить в масках. В сентябре я делал пост из общественного транспорта, обращался к подписчикам: «Друзья, коллеги, давайте носить маски — это так важно!»
Помню, какая буря негодования была, вплоть до заявлений: «Сами свои намордники носите, нам это не нужно!», «Все это придумано!». Но за короткий промежуток времени все поменялось. Люди осознали, что маска и перчатки — единственная сейчас мера барьерной безопасности.
Сегодня в транспорте мы видим, что 99% людей маски носят. Да, подействовали общие усилия: указ губернатора, пропаганда в СМИ, картинки из «красных зон», которые я и мои коллеги часто вывешиваем, демонстрируя реальное положение дел. И осознанный коллективный разум возобладал.
По поводу масок. Защитники природы по всему миру сейчас выступают против одноразовых медицинских масок, которые везде раздаются. Символом борьбы с этим СИЗом даже стал кадр из Instagram: новорожденный младенец оттягивает с лица врача маску. В Нижнем Новгороде противников медицинских масок тоже достаточно. Да вы и сами видите, что эти маски валяются прямо на тротуарах, в торговых центрах, в магазинах, парках. Не пора ли проработать механизм их утилизации?
С масками ситуация, я думаю, по мере дальнейшего развития событий будет приходить к более культурной конструкции. Люди все чаще пользуются многоразовыми масками (мне жена сшила несколько таких, еще я ношу маски с логотипом «Нижний 800»), и все реже одноразовыми. Понятно, что многоразовую маску нужно тщательно дезинфицировать, а одноразовую достаточно надеть и потом выбросить. Но утилизировать маски тоже нужно грамотно. И есть соответствующие рекомендации Роспотребнадзора по этому поводу.
Госслужба и бизнес
Возглавив социальный блок в правительстве Нижегородской области, вы заявили, что не являетесь «типичным чиновником». Что значит это словосочетание и почему вы — не он?
Тяжелый вопрос, как это ни странно. Мне хочется слышать коллег и на их мнении строить свои решения, хочется слышать всех тех, для кого мы работаем. Я общаюсь с пациентами в «красной зоне», часто бываю в больницах, говорю с теми, кто проходит лечение. От этого общения многое зависит, возникает обобщенная картина, кристаллизуется формулировка ошибки, которую срочно надо исправить. В этом моя, как мне кажется, нетипичность — желание сформировать самые приоритетные направления, быстро до них дотянуться, чтобы люди почувствовали эффект от действий.
Вот, допустим, кстовская больница. В начале апреля мы заходим в «красную зону», и одна из пациенток рассказывает, что приносят холодную еду. Я говорю руководству: «У вас многие на это жалуются». Они кивают: пищеблок находится в ста метрах от больницы, пока еду в ведрах донесут до корпуса с пациентами, все остывает. Мгновенно приняли решение: нашли термосы, в которые наливают еду в пищеблоке, потом несут ее в основной корпус без потери градуса теплоты, и люди получают нормальное питание. Да таких историй можно тысячу привести, не только в больницах, но и в психоневрологических интернатах, в школах. Важно слышать людей и реагировать на их слова.
Месяц назад губернатор получил представление от прокуратуры о нарушениях с вашей стороны. Якобы занимая должность в региональном правительстве, вы оставались учредителем фармакологической компании в Пятигорске. Вы не объясняете эту историю. Почему?
Я не буду комментировать представление прокуратуры: это их прерогатива.
Бизнеса, о котором идет речь, не существует с 2014 года, в подтверждение чего есть выписка с банковских счетов, соответствующие заявления, которые подавали я и родители. Какие-то формальности не были закрыты, где-то в каких-то системах продолжала висеть информация, что я якобы являюсь активным участником этого бизнеса. При этом с 2014 года ни одной копейки не было проведено по счетам предприятия. Я честно декларировал все свои доходы, и они никак не были связаны с этим бизнесом.
По правде говоря, даже физически у меня не могло быть времени на бизнес. Вся моя деятельность последние 5–6 лет была связана в большей степени с общественной активностью, с работой в государственных структурах. 99% сознательного времени я занимался исключительно профессиональными вопросами. Здесь я максимально прозрачен, максимально открыт: пусть проверяют, пусть смотрят, пусть изучают те, кому это положено делать.
Будущее
Где вы видите себя после сентября 2021, или, например, в 2025 году?
Раньше, занимаясь различными проектами, я на собеседованиях задавал вопрос соискателям: «Кем вы видите себя через пять лет?» И если получал невнятный ответ, начинал снисходительно смотреть на человека, думая: «Ну как же так, где амбиции?»
А сейчас я понимаю, что моя цель не в карьерном росте, а в проценте пользы.
Неважно, кем я буду: на руководящей позиции или на позиции эксперта — в жизни может быть всякое. Пока голова, руки и ноги есть, хочу приносить пользу и увеличивать ее долю с каждым годом.
Вы не говорите о географической точке приложения своих усилий, о Нижегородской области.
Мне нравится Нижегородская область. Я хочу здесь быть полезным людям. Но региону определять, ценен ли мой вклад.
Не рассматриваю себя как антикризисного менеджера: приехал, понаделал и уехал.
Это было бы неправильно: за свои решения и поступки нужно нести ответственность, и я готов нести персональную ответственность за все, что мы с министерством делаем сейчас. Не могу кусок своей жизни вот так отрезать, выбросить и забыть.
Каким в историю войдет 2020 год?
Он сделает это в маске. «Коронавирус» и «маска» станут словами года. Но я бы хотел, чтобы 2020-й вошел в нашу историю как год преодоления, год рефлексии, переосмысления себя самих. И карантин, и изоляция, и события профессиональной, личной жизни заставляют нас вести внутренний диалог: что делать дальше, кем быть, учиться или развиваться иначе? 2020 год должен стать годом целей: долгое время наше общество жило без них. «Я хочу быть счастливым» — это не цель, это тот же лозунг. Цель должна быть измерима, в том числе во времени, и достижима в жизни.
Фото: Кирилл Мартынов
