Известный куратор Дэвид Эллиот приехал к нижегородцам в разгар зимы с рассказом о своих четырех крупных тематических выставках.
Во время интервью с Дэвидом мы узнали, что британский знаток современного искусства в Нижнем Новгороде уже не впервые – он был здесь, когда город носил название «Горький». Кроме того, выяснили, что акция скандальной группы Pussy Riot – предмет искусства, а Адольф Гитлер подвергался влиянию некоторых арт-объектов.
- Здравствуйте, Дэвид. Говорят, страна, в чьей столице нет государственного музея современного искусства, не может считаться цивилизованной. Вы согласны с этим утверждением?
- Я считаю, что отсутствие подобного музея свидетельствует о недостатке богатства жизни в стране. В свою очередь, отсутствие здорового обсуждения в обществе вызвано подчас именно нехваткой таких пространств, где можно выставить предметы современного искусства.
- Как современное искусство существует сегодня в разных странах?
- В каком-то смысле современное искусство в разных странах схоже, но в них существуют различные культурно-эстетические традиции, которые, разумеется, влияют на то, что создают художники в настоящий момент. Но замечу, что общий подход один и тот же. Несмотря на то, что все культурные течения в мире пока до конца не синхронизированы, мысли и направления, существующие в современном искусстве во многом схожи.
- Что современному человеку необходимо для понимания современного искусства?
- На мой взгляд, единственное, что для этого необходимо – любопытство, интерес к миру и открытое сознание.
-Можно ли сегодня дифференцировать современное искусство?
- Можно дифференцировать разные предметы искусства, разбивая их виды в зависимости от средства, которое используется для их создания. Некоторые культурологи разбивают предметы искусства по региону их создания или даже по стране рождения художника. Однако термин «современное искусство» может характеризовать все, что создается сейчас, в современную эпоху. То есть любую работу, созданную в данный момент, можно охарактеризовать как работу современного искусства. Но мне кажется, что ставить вопрос «Является ли это современным искусством или нет?» не совсем правильно. Вопрос, которым действительно необходимо задаваться: «Является ли это хорошим или плохим искусством?». Для меня вопрос качества наиболее интересен и актуален, так как существуют различные типы качества. Высокое качество произведения искусства – это именно то, из-за чего стоит сходить и посмотреть на арт-объекты.
- Что для вас является главным в искусстве?
- Главное – красота разного рода: красота ума, элегантность и т.д. Искусство должно быть искусством в себе.
- А в чем состоит задача искусства?
- Мне кажется, что задача искусства – сохранять истину и красоту.
- Есть ли в современном искусстве ограничения или оно поистине безгранично?
- Что ж, я таких ограничений не знаю. Скажу одно: каждый художник самостоятельно определяет границы, в которых он работает. Конечно, существую границы, отделяющие хорошее искусство от плохого, но и они весьма подвижны. Хотя, на мой взгляд, никаких причин создавать жесткие рамки для современного искусства нет. Помните, что искусство – это не жизнь, и чтобы предмет был искусством, он просто должен быть предметом искусства.
- Не так давно вы приезжали в Москву со своей лекцией под названием «Искусство как вирус…». Почему вам в голову пришло именно такое сравнение?
- Я сравниваю современное искусство с вирусом для того, чтобы объяснить, как искусство работает. С тех пор, как люди начали создавать вещи, которые не имели явного практического применения, а только символичное значение, предметы искусства распространялись из одной точки планеты в другую. Метафора вируса помогает объяснить, как действительно могут распространяться предметы искусства.
- Искусству свойствен эпатаж. Художники во все времена искали темы, которые вызывали бы у людей ни столько эмоциональный отклик, сколько нервный спазм. Это делало их либо изгоями, либо гениями. Так все-таки, что такое «эпатаж» в искусстве?
- Я знаю весьма большое количество предметов современного искусства, шокирующих людей. Но знаете, кого-то та или иная вещь шокирует, а на кого-то она не произведет никакого впечатления. Грубый эпатаж – это не то, в чем я действительно заинтересован. Мне нравится тонкая игра и более интеллектуальный подход к созданию произведений искусства. Иногда я спрашиваю себя: стоит ли тот или иной вызов художника того, чтобы обращать на него внимание и думать о нем.
- События, произошедшие в России в 2012 году, продемонстрировали, что политика и искусство не так уж и далеки друг от друга. Хотя казалось бы, они несоединимы, словно «вода и камень, лёд и пламень». Дэвид, как вы считаете, насколько тесно в наши дни связаны политика и искусство?
- Вероятно, вы намекаете на скандальную группу Pussy Riot? Очевидно, что их выступление стало ответом на все возрастающий фундаментализм Русской Православной Церкви и на усиление политического влияния Церкви в обществе. Действия молодых участниц группы являются своеобразным призывом и даже попыткой привлечь внимание к ситуации. Они привлекли внимание к проблеме. Но реакция государства, на то, что сделала Pussy Riot, вышла за границы дозволенного и была несправедливой. Я считаю, что в достаточно открытом обществе действия девушек показались бы весьма скучными, однако, в более традиционном обществе, каким является российское, эта акция действительно была необходима.
- На ваш взгляд, акция российских девушек является предметом искусства?
- Это создавалось как предмет искусства. И да, это можно воспринимать как искусство. Однако реакцию правительства можно назвать тоталитарным ответом. Это напоминает реакцию, проявленную Иосифом Сталиным по отношению к художникам, несогласным с ним или с его системой. На мой взгляд, это нездоровая ситуация.
- Дэвид, как Вы пришли в мир искусства?
- Заниматься организацией различных выставок я начал еще в свои университетские годы. Тогда это был единственный для меня способ получения ответов на вопросы.
- И чему была посвящена Ваша первая выставка?
- Она называлась «Немецкое искусство и общество 1900-1933 гг». Посредством этой выставки я пытался выяснить, почему диктаторы боялись хорошего искусства. Знаете, были такие предметы искусства, которые имели некоторое воздействие даже на Адольфа Гитлера. Мне хотелось найти ответ на вопрос «В чем одновременно сила и слабость искусства?».
- Вам удалось найти ответ на свой вопрос?
- Да. И эта выставка привела меня к дальнейшим вопросам, касающихся жизни Иосифа Сталина и Мао Цзэдуна. Хотя отмечу, что тоталитаризм и искусство - это не единственная проблема, которая меня интересует. В то же время, мне кажется, что в условиях репрессий искусство расцветает более драматично, показывает то, что придает ему силу в обычных условиях.
- Вы приехали в Нижний Новгород с лекцией, посвященной четырем главным выставкам, которые Вы организовали за последние 15 лет в Стокгольме, Токио, Сиднее и Киеве. Какую из этих четырех выставок было организовать труднее всего?
- Организация этих выставок заняла достаточно много времени. Да, пожалуй, это было не слишком-то просто. Но это моя работа, и я действительно ее люблю. Конечно, каких-то сложностей избежать не удалось, но я смог преодолеть их довольно успешно. Однако это не было борьбой с системой (смеется).
- Говорят, как корабль назовешь, так он и поплывет. Трудно ли придумывать названия для выставок?
- Да, иногда приходится много подумать. Вообще мне кажется, что название - очень важная часть выставки, один из первых шагов создания экспозиции. Сначала необходимо дать ей имя и разработать концепцию. Придумывание названия ни в коем случае не должно быть последним шагом в процессе создания выставки.
- Русский публицист Александр Герцен назвал театр высшей инстанцией для решения жизненных вопросов. Как вы относитесь к театру?
- Хорошо. Я люблю театр (улыбается).
- А современный театр тоже любите? Он ведь не стоит на месте и предлагает сегодня разнообразный репертуар на самый взыскательный вкус. Однако современный зритель, воспитанный в новом веке, на новых постановках, относится к классическому театру довольно скептически. Возникает вопрос, а нужен ли современный театр нынешнему обществу?
- Да, безусловно, современный театр нужен. Я родился еще в 1960-е годы – великое время театра, особенно на Западе. Тогда ставился Сэмюэл Беккет, Бертольт Брехт, режиссер Питер Брук создавал свои работы. На данный момент, как мне кажется, ситуация развивается не настолько активно. Хотя существует много традиционных пьес от Шекспира до Чехова, которые ставятся в авангардном ключе. Но, по-моему, современному театру еще предстоит много работы для создания чего-то действительно нового.
- Расскажите, пожалуйста, о своих творческих планах и будущих проектах.
- Сейчас я занимаюсь написанием различных статей и книг. Есть в планах организовать экспозицию, но чему она будет посвящена, пока не знаю.
- Дэвид, вы являетесь почетным президентом Международного совета музеев и коллекций, входите в Азиатский консультационный совет Музея Гуггенхайма, Вас называют «хранителем» художественных музеев и галерей. Есть ли у вас любимые музеи в России?
- В России много великих музеев с огромными коллекциями. Я пытаюсь вспомнить хотя бы один музей, который мне не понравился, но ничего не приходит в голову. Я был потрясен коллекцией Эрмитажа из-за огромного масштаба работ, которые в нем есть. Считаю, что в России необходимо больше создавать мемориальных музеев. Например, в Санкт-Петербурге неплохо было создать музей Павла Филонова и других авангардистов. Знаете, в Москве и Петербурге была сильная школа авангарда. В Москве у меня есть любимый музей – Музей-квартира Горького. Не столько из-за фигуры самого писателя, сколько из-за прекрасного здания, в котором находится музей. Это великое произведение архитектурного искусства, памятник модерна. Мне нечасто удается посещать такие здания.
- Планируете ли вы стать куратором какой-либо выставки в России?
- Я никогда не планирую стать куратором выставок. Мне кто-то должен это предложить… и заплатить (смеется).
