Легенда о «короле поп-арта» у нас прижилась намного позже, чем на Западе, и к тому же в некоммерческом варианте – коллекционеров Уорхола здесь по пальцам пересчитать. Но, в принципе, население любопытствует. Более того, с изобразительным наследием маэстро многие ознакомились лично: за последние годы в России было несколько его выставок – и музейных, и галерейных. А кто своими глазами не видел, тот все равно что-нибудь слышал насчет консервированных супов «Кэмпбелл», разноцветной Мэрилин Монро, долларового символа и бесконечной череды автопортретов.
Но не зря именовали Уорхола художником современной жизни – хорош бы он был, если бы ограничился только живописью и шелкографией.
Среди множества занятий, за которые он брался, и маний, которыми страдал, далеко не последнее место занимало увлечение видеосъемкой.
Говоря строго, в обнимку с кинокамерой он просуществовал с 1963 по 1968 год – вплоть до покушения на его жизнь феминистки Валери Соланас. После этого тяга к кинотворчеству у художника заметно ослабла. Но от предыдущего периода остались километры 16-миллиметровой пленки. Поговаривают о сотне произведенных им фильмов и о полутысяче роликов из серии «Кинопробы».
Собственно, малая часть этих самых Screentests и гастролирует сейчас в Москве – если конкретнее, 18 штук.
К беззвучным и черно-белым «живым портретам», крутящимся на больших экранах, добавлен эпохальный фильм Empire. Правда, в усеченной версии. Не хотелось бы никого обидеть, но даже самым преданным фанатам Энди Уорхола отсмотреть восьмичасовую ленту, в которой не происходит ровным счетом ничего (весь хронометраж отдан освещенному абрису нью-йоркской башни «Эмпайр стэйт билдинг» на фоне ночного неба), вряд ли было бы под силу. Поэтому показывают фрагмент на 48 минут.
С монументальными творениями так нередко бывает: потомки их чтут, но ленятся воспринимать в полном объеме.
Хотя еще вопрос, видел ли сам Уорхол эту свою кинокартину от начала и до конца. Монтажные стыки делал – это да, а вот чтобы сесть в кресло и с неотступным вниманием проглядеть весь готовый материал – не факт. Но тут вам не Голливуд, а нарождающийся видеоарт. Главное – концепция.
Подобный жанр можно счесть, мягко говоря, скучноватым, но в нем для автора есть один большой плюс: снимать башню можно хоть до своего смертного часа, хватало бы пленки и желания. Нью-йоркские небоскребы были, есть и будут – по крайней мере, так думали в 60-е годы прошлого века, то есть в дотеррористическую эпоху. С живыми же людьми у режиссеров всегда возникали проблемы. Открытие Уорхола состояло в том, что проблемы эти надуманные. Действительно, в чем загвоздка? Вот софит, вот кинокамера, вот стул, вот персонаж – произносишь «Мотор!», и дело практически сделано. Если бы требовалось добиться от актера, чтобы тот перевоплотился, допустим, в Гамлета или хотя бы трюк исполнил – тогда засада, конечно. Без дублей не обойтись. Может быть, пришлось бы даже орать на съемочную группу и разъяснять этому недоделанному Гамлету актерскую сверхзадачу.
Однако Уорхол сценариев не писал и от героев своих ничего не требовал. Что выросло, то выросло.
«Кинопробами» этот цикл назывался просто так, для понта. Маэстро лишь портретировал друзей, знакомых и посетителей своей студии «Фабрика».
Бобины с пленкой хватало на две с половиной минуты, при воспроизведении сюжет замедлялся до четырех. Герои в этих роликах фактически ничего не делают, но, в отличие от «Эмпайр стэйт билдинг», и неподвижность сохранять не пытаются. Девушка Дониале Луна деланно смущается, периодически низводит очи долу, почесывает нос и поправляет прическу. Другая красотка, Эдди Сэджвик, загадочно улыбается на манер Джоконды и хлопает длинными ресницами. Сьюзан Зонтаг, тогда еще не очень знаменитая писательница и критикесса, то надевает, то снимает очки – вероятно, соображая, как будет лучше. На то и критикесса. Фотомодель Джейн Хольцер старательно чистит зубы. Актер Деннис Хоппер задумчиво взирает прямо в объектив, иногда вдруг начиная напевать.
Короче, все выдержано в стиле «Толя пел, Борис молчал, Николай ногой качал».
Разве что поп-артист Джеймс Розенквист беспрерывно вращается на табуретке, а Сальвадора Дали (вероятно, заглянувшего на «Фабрику» из любопытства) режиссер перевернул вниз головой. Но делать им в кадре и впрямь особо нечего.
Столь же бессобытийны и ролики «Еда», «Сон», «Стрижка», «Поцелуй». Своими названиями эти сюжеты целиком объясняются и исчерпываются. Кое-где есть намек на операторскую работу (в смысле, камера не остается неподвижной), встречается подобие монтажа, да и актеры не переигрывают, что приятно – особенно поэт Джон Диорно, взаправду спящий. Иллюзия естественности присутствует, но у нее имеется обратная сторона – бесцельность видеоряда.
Нынешнюю продвинутую публику умиляют «приметы времени» и непринужденность жестов, однако ничего другого там просто нет.
Уорхол был склонен увековечивать своих соратников и приятелей только за то, что они попались на его жизненном пути. Разумеется, встречались среди них люди яркие и действительно творческие, за многими же закрепилась репутация богемных бездельников. Почитайте хотя бы книжку «Философия Энди Уорхола: от А до Б и обратно», там про отдельных героев «Кинопроб» написано довольно выразительно. Смущает не то, что они порочны, а то, что никчемны. Экзальтированная, обдолбанная «золотая молодежь» тянулась к супермодному художнику, и Уорхол формировал из этих мальчиков и девочек свою свиту. Как известно, свита делает короля. Не исключено, что таким образом король изживал провинциальные комплексы.
Но это так, досужие гипотезы. А в сухом остатке – международная гастроль «Живых портретов», которая потом из Москвы переберется в Прагу, а оттуда обратно в Нью-Йорк, в МОМА (Музей современного искусства), данный проект и породивший пять лет назад. Позади Берлин, Рио-де-Жанейро, Сан-Паулу, Буэнос-Айрес. Принцип «гениальный человек гениален во всем» (признаться, довольно сомнительный) в очередной раз эксплуатируется в планетарном масштабе.
