Мысль о том, что их творчество будет кем-то воспринято всерьез и даже станет определенной художественной ценностью, едва ли приходит в голову наивным художникам. В их представлении, настоящее искусство делается профессионалами, а у них самих всего лишь страсть, неизбывная тяга к рисованию. Хотя встречаются среди самодеятельных авторов и люди амбициозные, охваченные верой в собственную миссию. Так или иначе, все они немного «странные», с обывательской точки зрения: мол, тоже мне, Айвазовский нашелся. Действительно, эти картинки далеки от изобразительных эталонов, иногда откровенно неумелы, зато обладают теми качествами, которых не найти у профессиональных художников.
Интерес к наивному искусству зародился в начале ХХ века – разумеется, в интеллектуальной среде.
Вспомните таможенника Руссо, боготворимого французскими авангардистами, или Нико Пиросмани, получившего известность благодаря российским футуристам. Именно рафинированная интеллигенция и поддерживала этот интерес на протяжении всего столетия. Само собой, на советской почве имелись свои особенности. Разветвленная система народных изостудий и заочных университетов привлекала самородков из самой удаленной глубинки и из самых разных социальных слоев. Очень часто преподавали в этих заведениях люди образованные и мудрые, которые стремились не научить «правильному» искусству, а дать возможность своим подопечным раскрыться в естественных качествах. При этом не выбрасывали произведения своих «студентов» как мусор, а бережно сохраняли. Таким образом появлялись целые коллекции. Небольшая их часть демонстрируется сейчас на выставке в МУАРе.
Это скорее обозначение феномена, чем его детальное исследование.
Подробнее о нем говорилось в фолианте «Советское наивное искусство», выпущенном в прошлом году издательской программой «Интерроса». Но одно дело – книжные иллюстрации, несколько иное – подлинники. Может быть, непривычно использовать это слово по отношению к самодеятельным опусам, и все же в оригинале такие вещи действуют на зрителя по-другому, нежели в альбомной верстке. «В натуре» гораздо лучше видно, как и что было сделано, и дополнительная телесность придает работам дополнительное обаяние. Но это для гурманов, пожалуй.
Широкой публике будут интереснее социальные моменты. Для удобства их выуживания экспозиция разбита на так называемые уроки, то есть тематические разделы. Урок 1-й – «Идеология», урок 2-й – «Семья», урок 3-й – «Труд» и так далее. Конечно же, это сугубо кураторская классификация. Сами авторы вряд ли задумывались о том, какие именно аспекты бытия они берутся отражать. Системность их мышления вообще не была чересчур высокой, зато подсознание работало на всю катушку.
Любопытно, до какой степени критичности можно продвинуться, берясь по наивности воспевать окружающую жизнь.
Наверняка ведь никто из этих самоучек не культивировал в себе антисоветские настроения – наоборот, в большинстве своем они существовали в плену устойчивых общественно-политических стереотипов. Однако в то время, как официальный умелец-пропагандист выстраивал свои полотна по утвержденным соцреалистическим рецептам, самоучка нес полнейшую «отсебятину». И как раз такая «отсебятина» становилась самым ценным качеством в его опусах.
Как правило, у этих людей судьбы бывали нелегкими, даже драматичными – известно, например, что в заочных студиях часто обучались «сидельцы» в лагерях и на поселениях. Да и на воле у самоучек жизнь складывалась далеко не радужно. Не удивительно, что в своих творениях они пытались изобразить «утерянный рай», то есть предлагали идеализированную версию действительности. Однако совсем не ту, которой хотелось бы советским идеологам.
Временами эти нарисованные мечты просто вопиют о скудости и безнадежности провинциального существования.
Вот изображена, скажем, счастливая семья – мама, папа, умилительный младенец – на фоне коврика с оленем, железной кровати, фотографий на стенах. Все у них хорошо, полная гармония внутри и снаружи – а из картинки буквально рвется вздох усталости и даже отчаяния. Неосознанная критика здесь повсюду – и в сценах повседневного труда на благо любимой Родины, и в эпизодах «культурного досуга», и даже в романтических портретах возлюбленных. Иной раз нелепое сочетание двух разнородных контекстов способно взорвать любую идиллию – надо только верно настроить зрительскую оптику.
У советских наивных художников не было фиги в кармане, однако про закольцованную безысходность жизни они высказывались даже острее, чем осторожные диссиденты на столичных кухнях. Здесь есть чему улыбнуться, но улыбка эта не от уха до уха. Скорее, грустноватая.
